Редактор обязан помочь читателю быстрее получить те знания, к которым тот стремится, а не потакать авторам, заставляющим продираться сквозь чащу необязательных, лишних слов. Неоправданное многословие всегда затемняет основную мысль автора, ослабляет действенность печатного произведения, делает его менее доступным для читателя.
Именно поэтому профессионально читающий редактор должен легко выявлять лишние слова. Но заметить, что слово лишнее, можно только владея рациональными приемами чтения.
Первый такой прием - непременно отдавать себе отчет в том, какую смысловую или стилистическую нагрузку несет в предложении каждое слово; проверять, передает ли слово какой-либо смысл или оттенок смысла, привносит ли оно в текст какой-либо стилистический нюанс или фраза может существовать, ничуть не меняясь, без этого слова.
Русские писатели-классики, выступая в роли редактора, всегда настойчиво и последовательно вымарывали слова, которые не несли никакой нагрузки (ни смысловой, ни художественной).
Если Михаилы Михайловичи и люди подобного направления...- пишет Глеб Успенский, а редактор - М. Е. Салтыков-Щедрин - вычеркивает и люди подобного направления, вычеркивает, надо думать, потому, что Михаилы Михайловичи включают в себя всех людей подобного направления и ставить их рядом как однородные понятия не совсем точно, а главное, неэкономно: для читателя Михаилы Михайловичи выражают достаточно ясно группу людей определенного направления (таких же, как Михаил Михайлович).
Нетрудно понять М. Е. Салтыкова-Щедрина и тогда, когда он, читая текст очерка Глеба Успенского, выбрасывает слово ненужного перед словами хлама и старья: хлам потому и хлам, что перестал быть нужным. Или когда он вычеркивает глагол двигается в следующей фразе Глеба Успенского:
Через топи... ковыляя на костыле, двигается пожилой человек, отставной солдат: за ним плетется лет десяти худенький мальчик.
Ковыляя двигается - то же самое, что ковыляет (последний глагол передает и самое движение и его характер).
Нет сомнения, что во всех трех примерах редактор замечал липшие слова и вычеркивал их потому, что проверял смысловую и художественную нагрузку каждого слова. И слова невесомые в этом случае сами "выпадали" из текста.
Усвоив такой способ чтения, редактор уже не сможет оставить без изменений текст:
...до обложки, на которой напечатан какой-то текст, была слепая обложка, точнее просто обертка. Она могла делаться из плотной бумаги, часто цветной.
Курсивом выделены слова, ничего тексту не дающие. Выяснил это редактор, определяя смысловую нагрузку слов. В первом случае: "Почему какой-то? Нужно ли какой-то?". Что же касается второго, то ненужность подчеркнутых слов стала ясна редактору благодаря использованию другого приема - приема мысленного переконструирования сложных текстовых конструкций в более простые, сопоставления конструкций в тексте с выражающей то же содержание более простой синтаксической конструкцией.
В самом деле, знающему русский язык читателю известно, что оборот из чего-то (рубашка из нейлона) означает то же самое, что и сделанный из чего-то (рубашка, сделанная из нейлона). Поэтому такой читатель не может не противопоставить конструкции в тексте конструкцию более простую: точнее просто обертка из плотной бумаги, часто цветной.
То же самое в следующей фразе:
Машина имеет комплект зажимных губок различного размера, что позволяет испытывать образцы диаметром 3 мм и толщиной до 10 мм.
Выделенные курсивом слова не нужны. Выяснил это редактор в процессе мысленного переконструирования фразы. (А нельзя ли проще?) Правда, здесь на помощь приходит и первый прием: слова машина имеет несут очень слабую смысловую нагрузку. Это и служит толчком для перестройки.
Е. И. Перовский рассказал в своей статье ("Известия АПН РСФСР", 1955, вып. 63) об эксперименте: проверили, сколько слов на первой странице сплошного текста в 12 школьных учебниках можно выбросить. Оказалось: от 20 до 23 слов. Но самое любопытное - в том, как об этом пишет сам Е. И. Перовский:
Подсчитано, сколько имеется в ней [первой странице] слов, которые можно сократить без всякого ущерба для смысла и без какой бы то ни было перестройки фраз.
Выделенные курсивом слова лишние. Удалить их можно, не меняя формы других слов фразы, но конструктивно, синтаксически упрощая текст (т. е. не совсем "без какой бы то ни было перестройки фраз").
Устранять неоправданные словесные повторы помогает прием соотнесения по смыслу (содержанию) читаемого текста с прочитанным.
Проанализируем фразу:
Для предотвращения перегрева подшипников в диспетчерском пульте дробилки установлена аппаратура температурного контроля типа КТ-2, которая непрерывно контролирует температуру нагрева подшипников и при аварийных режимах выключает дробилку.
Нужно ли писать об аппаратуре температурного контроля, что она контролирует температуру? Соотнося содержание придаточного определительного с содержанием главного предложения, мы не можем не заметить повтора (он выделен курсивом), который явно не оправдан.
Когда автор представляет неотшлифованную рукопись, словесные повторы особенно часты.
Какие из функций переплета являются традиционными, родившимися в далеком прошлом и сохранившимися до наших дней, а какие развились и оформились в советское время? - задает автор рукописи вопрос и тут же на него отвечает:
Отвечая на этот вопрос, мы должны вспомнить, что развитие книги не только печатной, но и рукописной было связано с постановкой и решением вопроса о защите книжного блока от повреждений. Эта потребность была решена переплетом, который с самых древних времен был призван исполнять защитную функцию. Защитная функция внешних элементов книги сохраняется и по сей день как главная функция.
Можно следовать за мыслью автора и тогда увидеть в ответе только стилистически неоправданный повтор слова вопрос. А можно соотносить читаемый текст с прочитанным по смыслу,- и тогда заметить, что во второй части второй фразы содержится все то, что многословно высказано до этого, а значит, предшествующий текст без ущерба может быть сокращен:
Какие из функций переплета традиционны, родились в далеком прошлом и сохранились до наших дней, а какие оформились в советское время?
Переплет с древних времен был призван защищать книжный блок от повреждений. Защитная функция переплета сохраняется и сегодня как главная.
Слов убавилось много, а содержание осталось тем же. Значит, читатель будет в выигрыше.
Случается, автор, описав явление, тут же забывает об этом и при необходимости сослаться на него вновь и вновь описывает то же явление, чуть меняя слова. Такие повторы чаще всего неоправданны. Например, в одной рукописи:
В практике работы издательств нередко бывают случаи, когда к одобрению подходят торопливо и невнимательно и одобряют слабую или не завершенную рукопись, в которой не устранены существенные пробелы. Скороспелое и преждевременное одобрение рукописи сильно осложняет работу редактора. Допустив некритическое одобрение слабой рукописи, редактор потом обнаруживает в ней серьезные недостатки, посылает ее автору на доработку. Это зачастую вызывает недоразумения.
Здесь три раза описывается, хотя и по-разному, одно и то же явление. Читателю же кажется, что его заставляют топтаться на месте. Без повторных описаний, замеченных благодаря соотнесению, текст упрощается и воспринимается лучше:
...рукопись, в которой не устранены существенные пробелы. Это сильно осложняет работу редактора. Обнаружив впоследствии в рукописи серьезные недостатки, он посылает ее автору на доработку, что зачастую вызывает недоразумения (последнее придаточное следовало бы конкретизировать).
Если мы обратимся к опыту редакторов - классиков русской литературы, то найдем немало примеров того, как вычищали они неоправданные повторы, тонко замечая их, видимо, благодаря соотнесению последующего текста с предшествующим.
В. Г. Чертков писал:
В природу человека глубоко вложена способность к состраданию. Она представляет одно из самых драгоценных достоинств человеческой души.
Сначала Л. Н. Толстой старается упростить первую фразу, устранить оттенок привнесения извне коренного качества:
Человеку свойственно сострадание. Оно представляет одно из драгоценных достоинств человеческой души.
Но затем он замечает повтор: ведь достоинство и свойство - понятия очень близкие, и если сострадание - достоинство человеческой души, то нет нужды говорить, что сострадание свойственно человеку. И Толстой объединяет две фразы в одну:
Сострадание представляет одно из самых драгоценных свойств человеческой души.
Сигналом тревоги для редактора должен служить налет канцелярщины. Лишние слова непременно сопутствуют ему. Многословие - стихия канцелярского языка.
Среди редакторов, повышающих свою квалификацию в Московском полиграфическом институте, нашлись, например, такие, которые посчитали предложение "Все сложнее становится их [книг] реализация" слишком простым. И вот как они его исправили:
а) Все сложнее становится работа по их реализации;
б) Все большее значение приобретают вопросы их реализации;
в) В связи с этим значительно увеличивается объем и сложность работы по их реализации.
Эти поправки могут показаться пародийными, придуманными. Но совесть автора чиста: он ничего не прибавил, выписал все, как было.
Если вдуматься, такого рода поправки продиктованы не просто языково-стилистическими пристрастиями редакторов. Влияет сам стиль мышления, чиновничий по своей сути. Для него характерно недоверие к читателю, к его уму, к его способности понять элементарные вещи. Отсюда внутренняя потребность разжевать то, что и так понятно (А вдруг не поймет? А как бы чего не вышло?).
К чему надо быть готовым редактору, читающему текст автора, склонного к канцеляризму? К тому, что при существительном, выражающем действие, появится глагол или другое отглагольное существительное, также выражающее действие.
Такой автор напишет снижение трудоемкости проведения регулировки, хотя слово регулировка означает процесс и потому проведения здесь излишне; лучше: снизить трудоемкость регулировки. Вместо методики анализа читаем методики проведения анализа; вместо Рационализаторы приспособили трактор для земляных работ - ...приспособили трактор для производства земляных работ.
Редактор, научившийся замечать ненужность слова, которое обозначает действие, достаточно ясно выраженное другим словом, уже не пропустит в рукописи такую фразу:
Все эти особенности можно установить с разной степенью точности, в зависимости от цели, с которой делается расчет, и способа, которым он производится.
Он исправит: ...от цели и способа расчета, потому что расчет - это операция, действие, а способ - сочетание взаимосвязанных приемов, и нет нужды сообщать читателю, что расчет делается, а способ расчета производится.
Редактору нужно быть готовым и к не вызванному необходимостью подчеркиванию значения того или иного обстоятельства. Нет таких вещей, которые не имели бы хоть какого-то значения. И сообщать надо читателю, в чем собственно состоит значение предмета, о котором идет речь, а не отделываться малоговорящей фразой о том, что этот предмет имеет большое значение. Например, автор пишет:
Важное значение в производственно-технической литературе имеет фактический материал. В учебнике, справочнике, брошюре он является основой для изучения и повторения практического опыта.
Разве не стоило начать разговор со второй фразы? Ведь первая, по сути дела, пуста: важное значение фактический материал имеет в любой литературе.
Влияние канцелярского стиля сказывается и в том, что автор предпочитает выразить действие сложным словосочетанием, вместо того чтобы прямо обозначить его одним глаголом. Лев Толстой последовательно борется против такого влияния, редактируя очерк Черткова.
Картина "Затравили", изображающая затравленную лисицу, описывалась в очерке так:
Она [лисица], разинувши пасть и задыхаясь, находится в состоянии самого крайнего страдания и ужаса.
Л. Толстой зачеркивает находится в состоянии самого крайнего, добавляя лишь предлог от:
Она, разинувши пасть, задыхается от страдания и ужаса.
Насколько это проще и яснее!
В другом месте у Черткова было:
Если спросить у любого охотника, в чем собственно заключается главная прелесть охоты, то редкий скажет, что ему доставляет наслаждение преследовать и убивать животных. Большинство охотников на такой вопрос ответят указанием на разные побочные условия, сопутствующие охоте, но не существенно с нею связанные.
Л. Н. Толстой вычеркивает утяжеляющий первую фразу оборот собственно заключается и заменяет условное придаточное повелительным наклонением: Спросите у любого охотника, в чем главная прелесть охоты, редкий скажет...
Маловразумительное канцелярское ответят указанием на разные побочные условия, сопутствующие охоте, но не существенно с нею связанные, Толстой зачеркивает и пишет: Большинство охотников скажет, что прелесть охоты не в убийстве, а в том, что связано с убийством.
Под влиянием канцелярита, как назвал канцелярскую речь К. И. Чуковский, авторы пишут вместо затраты составили 0,44 человеко-часа - затраты составилифактически0,44 человеко-часа; вместо Лососевые консервы вкусны, питательны и полезны - Лососевые консервы вкусны, питательны и полезныдля организма человека; вместо лучше навести справку - лучше навестисоответствующуюсправку; вместо специальные знания редактора гарантируют его от опасности...- имеющиесяу редактора специальные знания гарантируют его от опасности. Нужды во всех выделенных словах нет. Они попали в текст по инерции стиля или по дурному примеру.
Усиленной проверке целесообразно подвергнуть слова и словосочетания, связывающие части текста между собой, направляющие чтение. Нередко к ним прибегают без достаточного основания.
Например, контекст поможет редактору определить, нужен ли начальный оборот в фразе:
Следует отметить, что лучшие наши художники никогда не игнорировали трехмерности книжного блока,
или это своего рода письменное ученическое значит, так, засоряющее текст.