"Перевод" текста на "свой" язык

Умение отойти от текста, передать его своими словами - верный признак отчетливого понимания. А. А. Смирнов в "Психологии запоминания" отмечает не одну ступень, предшествующую истинно отчетливому пониманию.

Одна из начальных ступеней - предвосхищение понимания. Читатель еще не понял, но чувствует, что вот-вот поймет содержание текста. Это смутные намеки на понимание (так вспоминается имя - вот, кажется, сейчас сорвется с уст, но не срывается, схватить его не удалось). Понимание только зарождается.

Следующая ступень - понимание в самом общем, неразвернутом виде. Оно только началось. Читатель лишь смутно сознает область, к которой относится содержание текста, иногда ощущает чувство знакомости.

Одна из дальнейших ступеней - понимание субъективно переживается как достигнутое, но читатель еще не может его выразить, не в состоянии передать смысл воспринятого. Субъективная уверенность в понимании оказывается в таких случаях неоправданной. Излагая прочитанное, человек допускает ошибки, испытывает необходимость в дополнительном продумывании того, что казалось ему уже понятным.

Выразительно передал ощущение такого понимания Виктор Конецкий в своем "Соленом льду" (Л., 1969):

О теории относительности я читал раз пятьдесят. Тайна физической картины мироздания тянет, как край бездны. И когда ныне я читаю Планка или Эйнштейна, мне кажется, что я уже кое-что понимаю. И я даже испытываю наслаждение, и оно иногда пронзительнее, таинственнее и шире, чем от знакомства с прекрасным в искусстве и в жизни.

Парадокс в том, что стоит закрыть книгу, как наслаждение исчезает, и я уже не способен объяснить понятое мною другому человеку. Понятое выскальзывает из головы со скоростью света или даже тахионов (с. 114-115).

Более высокая ступень - читатель уже в состоянии изложить воспринятое другому, но в формулировке автора текста. Достаточное освоение материала еще не наступило.

Еще более высокая ступень - читатель уже не скован словесной формулировкой и может отступить от подлинника, изменить формулировку, последовательность изложения, передать содержание более развернуто. Воспринятое на этой ступени становится своим, освоенным. Хорошо понятый текст, по наблюдениям психологов, всегда менее зависит от речевой формы, плохо понятый - скован ею.

Ни смутное понимание, ни понимание, только переживаемое как достигнутое, ни даже понимание, на основе которого читатель в состоянии передать текст в формулировке автора, редактора, естественно, удовлетворить не могут. Редактор не был бы в состоянии полноценно работать с текстом, не освоив его содержания, не сделав его "своим".

Сами попытки выразить содержание текста иначе, иными словами, чем автор,- одно из средств лучшего осмысления текста. Если текст не понят, этого не сделаешь.

Содержание, свернутое при чтении во внутреннюю речь (превращенное в своеобразный мысленный конспект, план высказывания), читатель сравнительно легко может развернуть по-своему, своими словами в речь устную или письменную.

Таким образом, прием перевода текста на "свой" язык - это одновременно и средство для лучшего понимания текста, и критерий, признак его понимания.

Деля текст на группы мыслей, выделяя смысловые опорные пункты, устанавливая структурную связь между ними, соотнося содержание текста с собственными знаниями и части текста по содержанию между собой, сознательно вызывая образ того, что описывается в тексте, редактор создает условия для перевода текста на "свой" язык. Перевод завершает весь мыслительный процесс понимания текста, В нем объективно выражаются результаты тех мыслительных действий с текстом, которые совершил редактор.

Значит ли это, что редактор обязан всегда мысленно пересказывать авторский текст своими словами? Нет, конечно. Однако в трудных местах мысленный пересказ может помочь редактору выяснить, в чем причина трудности - в поверхностном понимании им текста или в авторских неточностях.

Редактор, привыкший делать это, никогда не пропустит в набор и тем более в печать ни одной строчки, ни одного словосочетания, ни одного слова, смысл которого не был бы им понят до конца. Он не будет скользить по строкам текста, схватывая лишь приблизительный их смысл. Он не двинется по тексту дальше, пока не прояснит для себя до конца во всех тонкостях мысль, которую хочет передать читателю автор. Он не станет торопиться в расчете на то, что автор, мол, знает, о чем пишет. Ссылка на автора как довод несостоятельна. Самый добросовестный автор допускает порой промахи, которые потом больно ударяют по нему самому.

Вот почему, столкнувшись в тексте с чем-либо непонятным или недостаточно понятным, опытный редактор не торопится, а настойчиво и целеустремленно, включая и мысленный пересказ для себя, разбирается в ситуации, чтобы на основе анализа прийти к какому-то выводу или в крайнем случае задать автору ряд вопросов, которые могли бы прояснить положение. Он стремится убедиться либо в том, что ошибки нет и все в тексте верно, а смутное понимание было вызвано несовершенством его мышления или недостатком знаний, либо в том, что ошибка налицо и что все дело в недостатках изложения или в иной причине, которую можно устранить.

Представим себе, что такой редактор читает текст:

"Организованный обмен книгами" был введен в практику ЛОБ (Ленинградское общество библиофилов) взамен имевших место в деятельности предшествовавших библиофильских организаций аукционов, не предусмотренных в уставе общества. Он представлял собой следующее: каждый из членов ЛОБ, принимавший участие в заседании, на повестке дня которого значился организованный обмен книгами, приносил, кроме намеченных для обмена книг и гравюр, еще список в 2-3 экземплярах, которые раздавались присутствовавшим. Естественно, что к обмену предназначались книги, лежавшие вне собирательской программы того или иного библиофила, или случайно оказавшиеся у него дублеты. Лица, заинтересованные каким-либо "объектом", ставили в списке против названия книги или гравюры свою фамилию и передавали его далее; затем, когда каждый составитель перечня обмениваемых материалов получал его назад и мог установить, что ого самого интересовало в списке других участников обмена и что из его предложений привлекало их внимание, приступали к самому обмену. Чаще всего не было двух, а тем более нескольких претендентов на один и тот же объект, так как собирательские интересы членов ЛОБ почти не совпадали.

Описывается простая операция, в общих чертах вполне понятная. И все же наш редактор, прекрасно понимая общий смысл операции, непременно задержится на предпоследней фразе, на той ее части, где говорится: когда каждый составитель перечня обмениваемых материалов получал его назад и мог установить, что его самого интересовало в списке других участников обмена и что из его предложений привлекало их внимание, приступали к самому обмену.

Что же побудило нашего редактора задержаться?

По-видимому, неполнота текста. Автор сообщает в тексте лишь выводы, к которым мог прийти участник обмена, но не объясняет, как, каким образом он приходил к этим выводам.

Возникает вопрос: мог ли сделать подобные выводы участник обмена? Текст ответа не дает. Надо представить себе весь механизм обмена, чтобы быть уверенным в справедливости авторских утверждений. Это и становится задачей редактора. Он мысленно ставит себя на место участника обмена, проделывая в воображении все, что должен был проделать тот, и сопоставляет итоги своих воображаемых действий с итогами, о которых говорит в тексте автор. Заключение редактора безусловно: на основе своего списка участник мог установить лишь то, что в его списке заинтересовало других - и только.

Прояснив таким образом ситуацию в тексте, редактор не может не потребовать ответа на вопрос: "Как мог участник обмена по своему списку установить то, что интересовало его в списке других?".

Такой вопрос - гарантия от публикации несовершенного текста. В данном случае редактор с автором, по всей вероятности, внесут изменение примерно такого характера:

затем, когда каждый составитель перечня обмениваемых материалов пометил все, что интересовало его самого в списке других участников, он, получив обратно свой перечень и установив, что из его предложений привлекло их внимание, мог приступить к обмену.

Нельзя не порекомендовать и конспективное обдумывание основных идей текста, хода авторского рассуждения независимо от текста, отстранившись от него. Такое обдумывание нередко позволяет обнаружить слабые места произведения. С другой стороны, если редактор не в состоянии обдумать ход мысли автора без текста, значит, он не достиг той степени понимания этого текста, которая необходима для критики и оценки.