Глава восьмая. Привлечение материала родственных языков

При рассмотрении отдельных этимологии нам уже неоднократно приходилось обращаться к материалу родственных индоевропейских языков. Но во всех этих Случаях этимология слова обычно устанавливалась на основании данных русского языка (включая сюда и древнерусский язык). Индоевропейский материал, как правило, привлекался только для того, чтобы подтвердить правильность приведенной этимологии. Иначе говоря, материалу родственных языков по большей части отводилась второстепенная роль.

Однако нередки случаи, когда ни памятники древнерусской письменности, ни данные близкородственных славянских языков не в состоянии прояснить происхождение того или иного слова. Особенно, если речь идет о каком-то очень древнем образовании, восходящем еще к индоевропейской эпохе. Именно в этих случаях существенную помощь в этимологическом исследовании может оказать привлечение соответствий из родственных индоевропейских языков: балтийских, индо-иранских, германских, латинского, древнегреческого и других.

О соответствиях, которые объясняют, и о соответствиях, которые не объясняют. Достаточно открыть любой этимологический словарь русского языка, чтобы убедиться в том, как много индоевропейских соответствий приводится обычно при объяснении происхождения русских слов. Очень часто эти соответствия позволяют установить правильную этимологию интересующих нас слов.

Взять хотя бы слово бобр, имевшее в древнерусском языке форму бебръ. Это слово хорошо известно во всех славянских языках; встречается оно также в литовском языке - bebras [бябрас], в древневерхне-немецком - blbar [бйбар], в латинском - fiber [фйбер] и в других индоевропейских языках. Всюду это слово означает "бобр"; приведенные соответствия оказываются абсолютно бесспорными, но этимология слова от этого нисколько не проясняется.

Такого рода соответствия сами по себе еще не могут дать исчерпывающего ответа на вопрос о происхождении слова. Наличие сравнительно большого количества (то есть трех-четырех надежных примеров) соответствий в родственных индоевропейских языках может служить лишь доказательством значительной древности данного слова, которое возникло, по-видимому, еще в индоевропейскую эпоху. Но для того чтобы решить вопрос о том, какое древнейшее значение было у данного слова в момент его возникновения, нужно, чтобы это слово этимологизировалось достаточно надежным образом хотя бы в одном из родственных языков.

В случае со словом бобр таким языком, дающим ключ к решению этимологической задачи, является древнеиндийский язык, в котором слово babhruh [бабхрух] означает "коричневый, бурый". В близком родстве с этим словом находится литовское beras [берас] "коричневый, гнедой" и немецкое braun [браун] "коричневый, бурый". Следовательно, свое название бобр получил по цвету шерсти и первоначальным его значением было "бурый, коричневый".

Но здесь может возникнуть вполне естественный вопрос: не было ли соотношение между значениями "бобр" и "коричневый" прямо противоположным? Не явилось ли значение "коричневый" - вторичным, развившимся из значения "цвета бобра" (как вороной - "цвета ворона", голубой - "цвета голубя" и т. п.)? На этот вопрос следует ответить отрицательно. И вот почему.

Древнеиндийское слово babhruh имеет не только значение "коричневый, бурый", но также и "большой ихневмон" (животное, лишь весьма отдаленно напоминающее бобра). Кроме того, в древнеиндийском языке имеется слово babhru [бабхру] "красно-бурая корова" (ср. по значению: русск. бурёнка), литовское beris [берис] значит "лошадь гнедой (коричневой) масти", а немецкое Ваr [бер] - "медведь" (буквально: "бурый, коричневый"). Таким образом, самые различные - непохожие друг на друга - животные (бобр, ихневмон, лошадь, корова, медведь) получили свое название по бурому или коричневому цвету шерсти. Некоторые из этих названий относятся лишь к животным определенной масти (лошадь, корова), другие - вообще ко всем видам данных животных (ихневмон, бобр, медведь), ибо в последнем случае бурая окраска шерсти является наиболее распространенной или Даже единственно возможной.

Как и в случае со словом бобр, привлечение материала родственных индоевропейских языков позволяет установить происхождение целого ряда русских слов, не получающих надежного этимологического объяснения в рамках одного лишь русского языка. Так, древнейшим значением слова заяц оказалось "прыгун". Эта этимология подтверждается литовским глаголом zaisti [жайсти] "играть, прыгать". Интересно отметить, что ближайший "родственник" слова заяц в древнеиндийском языке имеет значение "конь", а в латинском - "козленок".

Древнейшим значением слова береза, как показывают индоевропейские соответствия, было значение "светлая, белая". Слово галка этимологизируется как "черная", груздь - как "хрупкий", корова - "рогатая" и т. д.

Но далеко не во всех случаях привлечение индоевропейских соответствий позволяет решить вопрос об этимологии слова. Например, русское слово мясо имеет большое количество надежных соответствий в целом ряде индоевропейских языков. А вот этимологии у этого слова, по существу, нет. То же самое можно сказать о таких словах, как червь, овца, огонь, блоха, камень и др. Конечно, перечисленные слова тоже пытались как-то этимологизировать, но широкого признания эти этимологические объяснения не получили.

Следовательно, соответствия, приводимые из родственных языков, могут быть подразделены на две различные группы. Одни из этих соответствий позволяют раскрыть этимологию анализируемого слова, другие же сами по себе не объясняют этой этимологии, лишь свидетельствуя о том, что перед нами очень древнее слово, исторические корни которого восходят еще к периоду индоевропейского языкового единства.

Что такое луна? Этимология слова луна показательна во многих отношениях. Во-первых, материал русского языка не дает нам возможности определить, каково было происхождение этого слова. Попробуйте найти в русском языке какие-нибудь слова, связанные по своему происхождению с луной. Такие слова есть, но найти их без привлечения материала родственных языков практически почти невозможно.

Во-вторых, при рассмотрении вопроса об этимологии слова луна нам придется опираться и на фонетические соответствия в родственных языках, и на словообразовательный анализ, и на исследование различных семантических изменений. Короче говоря, на примере с этимологией слова луна можно наглядно убедиться в необходимости того комплексного подхода к этимологическому исследованию, о котором мы уже говорили выше.

Латинское слово luna [лу`на] "луна" почти полностью совпадает с русским словом как по своему звучанию, так и в смысловом отношении (правда, в отличие от русского, латинское luna означает одновременно и "луна", и "месяц"). Однако приведенное сопоставление нисколько не продвигает нас вперед. Иное дело, если обратиться к балтийским и индоиранским языкам. Соответствия, имеющиеся в этих языках, показывают, что -на в слове луна когда-то было суффиксом^*, а в конце корня находились согласные -ks -[-кс-], утраченные в латинском и русском, но сохранившиеся в некоторых других индоевропейских языках. Следы этих согласных можно обнаружить также в одном древнем имени латинской богини: Losna [Лосна].

^*(Ср. аналогичный пример: русск. простор и сторона, страна, где конечное -на также является суффиксальным. То же самое можно сказать о словах волна, струна, борона, цена и др.

Строго говоря, во всех этих случаях суффиксальным является только -н-, а конечное -а относится к окончанию (ср. вол-н-а, но вол-н-ы). Но в работах по этимологии этот момент обычно не является существенным.)

Кроме того, родственные соответствия показывают, что у древнего индоевропейского слова *luk-s-na^* [луксна] значение "луна" не было единственным. В одних языках это слово означало "звезды" (древнепрусский), в других - "свет" '(ирландский)', в третьих - "светильник" (древнегреческий). Наличие в слове *luk-s-na корня *luk- позволило ученым сопоставить его с латинскими словами lux [лукс] "свет" и luceo [лукео] "свечу", а также с русскими соответствиями луч (где ч восходит к более древнему к; ср.: ру-к-а - ру-ч-ка) и из-луч-ать "светить".

^*(Звездочкой принято обозначать теоретически восстанавливаемое слово, которое не засвидетельствовано в памятниках письменности.)

В одном из древних иранских языков индо-европейское слово *lu-k-s-na, по своей форме близкое к современным причастиям, сохранило наиболее архаичное значение: "блестящий, светящий". Таким образом, буквальным значением слова луна было когда-то "блестящая, светящая", "светило".

Отсюда становится понятным, почему в одних языках это слово приобрело значение "луна", в других - "звезды", в третьих - "свет" или "светильник". Приведенная этимология легко объясняет развитие всех этих значений из исходного "блестеть, светить". Интересно отметить, что даже в близкородственных славянских языках значения слова луна расходятся между собой весьма существенно. Так, в чешском, польском и украинском языках это слово означает "отблеск, зарево". Значение "зарево, сияние" засвидетельствовано у слова луна и в диалектах русского языка, где встречается также и родственное ему слово лунь "тусклый свет".

Можно ли ковать мясо? Разумеется, мясо не куют, а режут или рубят. Но есть в русском языке одно слово, этимология которого в известной мере оправдывает постановку такого, казалось бы, совершенно нелепого вопроса. Слово это - оковалок "часть говяжьей туши около таза" (в диалектах также - около шеи или около лопатки). В ряде диалектов русского языка слово оковалок или ковалок имеет еще значение "кусок, отрезок". В последнем значении слово кавалак употребляется также в белорусском языке.

Слово 'Луна' проиозошло от слов 'луч', 'свет'

Морфологическая структура слова оковалок - достаточно очевидна: о - приставка, -кова - основа, -л- и -ок - суффиксы. Следовательно, слово о-кова-л-ок может быть связано с глаголом ковать - подобно тому, как сходное по своей структуре слово об-ми-л-ок связано с мылить, мыло и в конечном итоге - с мы-ть. Но как объяснить расхождение значений у слов ковать и оковалок "кусок (мяса)"? На этот вопрос пытался ответить А. Г. Преображенский в своем "Этимологическом словаре русского языка". Вот что он писал об этимологии слова оковалок:

"Вероятно, о-кова-л-ок к ковать; первоначальное значение остаток, кусок железа; отсюда вообще кусок, отрезок... Впрочем, это только предположение".

Приведенное объяснение не может быть признано удовлетворительным. Прежде всего, у слов ковалок и оковалок нигде не сохранилось никаких следов предполагаемого древнего значения "кусок железа". Белорусское слово кавал, образованное без помощи позднейшего суффикса -ок, также означает лишь "большой кусок, ломоть", но не "кусок .железа". Кроме того, этимология А. Г. Преображенского опирается на современное нам значение глагола ковать, которое, как показывают индоевропейские соответствия, не было у него ни единственным, ни первоначальным.

Наиболее близкими "родственниками" русского глагола ковать (за пределами славянских языков) являются литовское слово kauti [каути] "бить, рубить, разить" и немецкое hauen [хауен] "бить, рубить, косить (траву)". Эти соответствия говорят о том, что древний глагол со значением "бить" семантически развивался в двух направлениях:

1) "бить" → "рубить, резать" (литовский и немецкий языки); 
2) "бить" → "ударять (молотом)" → "ковать" (русский и другие славянские языки). 

Поскольку ковка металлов - явление сравнительно позднее в истории человеческого общества, можно предполагать, что значение "рубить, резать" у рассматриваемого глагола было более древним, чем значение "ковать". Следы этого более древнего значения и сохранились в русском языке в виде слов ковалок и оковалок "кусок, отрезок, вырезка (мяса)".

Таким образом, оковалок, действительно, происходит от слова ковать, но только не в его современном, а в более древнем значении "рубить, резать". И опять-таки при установлении этимологии слова оковалок решающую роль сыграло привлечение материала родственных индоевропейских языков, без которого семантическая связь этого слова с глаголом ковать оставалась бы неясной.

Пшено, пест и пихать. На первый взгляд может показаться, что у приведенных слов, кроме начального п-, нет между собой ничего общего. И гласные, и согласные у этих слов - не одинаковы. Но тем не менее именно сопоставление со словами пест и пихать позволило ученым установить этимологию слова пшено. Правда, для этого им пришлось выполнить две предварительные задачи: 1) восстановить древнейшую форму перечисленных слов и 2) привлечь к анализу материал родственных индоевропейских языков.

Слова пихать и пшено в древнерусском языке засвидетельствованы в формах пьхати и пьшено. Корень в этих словах выступает с чередующимися согласными х(пьх-) и ш(пьш-). То же самое чередование х/ш можно обнаружить, например, в случаях: пух - пушок, дух - душа, петух - петушиный и т. п. Следовательно, с фонетической точки зрения, слова пьхати и пьшено вполне сопоставимы друг с другом. Звук ш в слове пьшено явился следствием смягчения более древнего х. Однако и самый звук х нередко представляет собой в славянских языках результат фонетического изменения s → ch [с → х]. Об этом можно судить на основании следующих соответствий:

Последнее сопоставление позволяет выделить у слов пьхати и пьшено древний корень *pis- "толочь". С иным гласным можно обнаружить тот же самый корень в слове пест (в древнерусском языке: пстъ) "толкач, толкушка".

Следовательно, пьшено было образовано от глагола пьхати "толочь" и имело буквальное значение "толченое (зерно)". Позднее слово пшено приобрело значение "крупа из проса". В словообразовательном и отчасти в семантическом плане слово пьшено относится к пьхати так же, как толокно - к толочь или как древнегреческое ptisane [птисане] "очищенный ячмень" - к ptisso [птйссо] "толку, размалываю".

Таким образом, и здесь - уже в который раз! - фонетический, словообразовательный и семантический анализ, связанный с этимологией слова пшено, постоянно опирался на материал родственных индоевропейских языков. Можно определенно сказать, что без привлечения этого материала ученым не удалось бы столь убедительно решить вопрос об этимологии слова пшено, как это не удалось бы сделать и при установлении целого ряда других этимологии.

Теперь можно подвести некоторые итоги. Примеры, рассмотренные в настоящей главе, показывают, что многие этимологические связи между словами, утраченные в современном русском, и даже в древнерусском, языке, могут быть восстановлены с помощью материала родственных индоевропейских языков. Этот материал позволяет ученым восстановить наиболее архаичный фонетический облик анализируемого слова, выделить в нем древние суффиксы, которые в наши дни уже совсем не воспринимаются как таковые^*, определить, какие семантические изменения претерпело слово в течение длительной истории своего развития.

^*(В самом деле, кто мог бы подумать, например, что -м- в слове луна исторически относится не к корню этого слова, а к суффиксу?)

Многочисленные индоевропейские соответствия, которые можно встретить почти в любом этимологическом словаре русского языка и которые иногда отпугивают читателя своей "ученостью", - не просто дань традиции. Соответствия эти, по большей части, дают богатейший материал для восстановления древнейшей истории слов, для выяснения сложных вопросов, связанных с их этимологией.