Целый ряд языков Азии, Африки и Южной Америки используют высоту звука, или тон, в качестве дополнительной смысловой характеристики. Тем самым число гласных в языке как будто увеличивается: во вьетнамском, например, 11 гласных звуков и 6 тонов — с точки зрения «букв», два слова могут выглядеть одинаково, но иметь разные смысловые оттенки, так как один и тот же звук в одном слове будет звучать выше, а в другом ниже. Северным народам это понять трудно, ведь ни в английском, ни в русском тональной системы звуков нет.
Само собой напрашивается предположение, что люди, говорящие на тональных языках, более музыкальны, ведь в музыке высота тона — одно из главных выразительных средств. Связь между музыкой и речью учёным известна давно, однако до сих пор всё внимание было сосредоточено на том, как музыка влияет на речь. А она действительно влияет, занятия музыкой улучшают речевые навыки (распознавание и восприятие речи, структуры слов и т. п.). Но вот воздействием речи на музыкальное восприятие никто не занимался.
Этот пробел заполнили учёные из Исследовательского института Ротмана (Rotman Research Institute) при Университете Торонто (Канада). В их эксперименте участвовало несколько десятков молодых людей, набранных среди студентов Университета Торонто. Их поделили на три группы: те, кто говорил на английском и имел опыт игры на музыкальном инструменте; те, кто просто говорил на английском; те, кто знал кантонский диалект (тональный язык южного Китая с шестью тонами для гласных). Испытуемым нужно было различить звуки по высоте, и чем более близкие высоты слух мог распознать, тем музыкальней считался человек. Одновременно участникам предлагали когнитивно-психологические тесты, чтобы выяснить объём их рабочей памяти, подвижность мышления, способность к абстрактным построениям и пр.
Как пишут Гевин Бидельман и его товарищи, музыканты в тестах показывали наилучшие результаты. Однако те, кто говорил на кантонском диалекте, хотя и не сравнились с музыкантами, но были близки к ним, хотя ни на каком инструменте не играли и музыке не учились. Причём результаты были похожи и в звуковых тестах, и в когнитивно-психологических. То есть, возможно, тональный язык помогает не только музыкальному слуху, но и музыкальному мышлению. По сравнению с немузыкальными «англичанами», «кантонцы» выполняли тесты на 15–20% лучше.
Исследователи подчёркивают, что не всякий тональный язык будет помогать музыкальному слуху. Например, севернокитайский, крупнейший из китайских языков, тоже имеет тональную природу, но высоты в нём плывущие, они не распределены по ступеням, а потому вряд ли помогут в восприятии музыки (по крайней мере той, где высоты тонов чётко определены). Впрочем, это предположение нуждается в дополнительных экспериментах.
Таким образом, учёным удалось наконец-то показать, что между речью и слухом есть двусторонняя связь, что они могут влиять друг на друга. И это способно сильно повлиять на преподавание музыки и языков: скажем, для тренировки музыкальных талантов учеников можно заставить учить кантонский диалект (страшно даже подумать!), а для освоения новых языков (не обязательно азиатских) можно включать в программу занятия музыкой и анализ произведений, например, Бетховена.
Полученные данные, кстати, помогают понять и наплыв азиатских музыкальных звёзд, который случился в последние десятилетия: с началом глобализации южноазиатский регион исправно поставляет на мировую эстраду не только поп-исполнителей, но и классических музыкантов.