Лингвистика универсалии (универсализм)

Последние десятилетия прошли в лингвистике под знаком структурализма. Но структурализм - это не собственно лингвистическое событие. Истолкование предмета изучения как структурного образования свойственно многим наукам на современной стадии их развития, и лингвистика не была среди первых, взявших это понятие на свое методическое вооружение.

Не без основания известный немецкий философ Э. Кассирер характеризовал структурализм как "выражение общей тенденции мышления, которая в последние десятилетия стала в большей или меньшей степени проявляться- во всех областях науки"^*.

^* (Е. Gassirer, Structuralism in Modern Linguistics, "Word", 1945, № 2, p. 120. )

При всей своей универсальности или, быть может, именно в силу своего широкого хождения понятие структуры не получило однозначного и общепринятого определения. Оно трактуется далеко не одинаковым образом не только в разных науках, но даже в пределах одной науки, например лингвистики. Справедливость этого утверждения можно проверить, обратившись хотя бы к сборнику под редакцией Р. Бастида "Смысл и употребление термина "структура" в гуманитарных и социальных науках"^*, содержащим среди прочих также статью Э. Бенвениста "Структура в лингвистике", в которой приводится перечисление (далеко не полное) различных определений структуры, используемых в современной науке о языке. Наконец, в пользу этого утверждения говорит и наличие отнюдь не однородных лингвистических школ, строящих свою исследовательскую методику на понятии структуры.

^* (Sens et usage du terme structure dans les sciences humaines et sociales, ed. Roger Bastide; 'S-Gravenhage, 1962. )

В самом общем виде структура обычно трактуется как замкнутое в себе целое, образуемое взаимозависимыми и взаимообусловленными автономными единицами как частями данного целого^*. Говоря словами автора "Философского словаря" Лаланда, структура, в противоположность простому сочетанию элементов, допускающих изолированное рассмотрение, состоит "из взаимообусловленных явлений, из которых каждое зависит от других и может быть таковым только в связи с ним"^**.

^* (Именно подобным образом понимал язык уже В. Гумбольдт. Ср. его высказывание: "Для того чтобы человек мог понять хотя бы одно-единственное слово не просто как душевное побуждение, а как членораздельный звук, обозначающий понятие, весь язык полностью и во всех своих связях уже должен быть заложен в нем. В языке нет ничего единичного, каждый отдельный его элемент проявляет себя лишь как часть целого". (В. Гумбольдт, О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития. Цитировано по книге: В. А. 3вегинцев, История языкознания XIX - XX веков в очерках и извлечениях, ч. 1, М., 1965, стр. 79). )

^** ( Lаlandе, Vacabulaire de philosophie, III, s. v. Structure, Paris, 1932. Близко этому определение Дж. Лотца. Он пишет: "Методологические принципы, лежащие в основе структурализма, можно сформулировать следующим образом. Язык следует анализировать в соответствии со специфическими лингвистическими критериями, он не должен рассматриваться как конгломерат несоизмеримых физических, физиологических, психических явлений. Этот анализ приводит к выделению определенного количества дискретных единиц, которые составляют основу для качественного определения потока высказываний. Эти единицы суть взаимозависимые части реляционной структуры, и каждый язык характеризуется своим внутренним порядком, который воздействует на физические и поведенческие явления и организует их в лингвистическую категорию". (J. Lоtz, Linguistics: Symbols Make Man. Цит. по книге: "Psicholinguistics. A Book of Readings", N. Y., 1961, p. 7). )

Такое понимание структуры обусловило в лингвистическом структурализме как методику его работы, так и характер его научной проблематики. В реализацию знаменитого положения Ф. де Соссюра: "Единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя^*" - язык стал трактоваться преимущественно как закрытая система**. Если при этом признавалась необходимость соотносить лингвистическую структуру с экстралингвистическими структурами (например,

культурными или социальными), то все они рассматривались как абсолютно независимые и целью такого соотнесения являлось обнаружение не взаимовлияний, а коррелятивных отношений. В других случаях (как, например, у А. Мартине) замкнутое в себе изучение структуры языка объявлялось лишь первой ступенью исследования, за которой должна последовать следующая ступень - изучение "внешних" влияний на структуру языка. Но, как правило, эта вторая ступень никогда не наступала, а иногда даже, после проведения первой, характеризовалась как невыполнимая или "нерелевантная"^***.

^* (Здесь нет надобности вдаваться в разбор справедливости утверждения Р. Годеля об апокрифичности этого положения. Важно лишь то, что в нем с предельной ясностью выражена теоретическая направленность лингвистического структурализма. )

^** ( Ср. следующее замечание: "Понятие структуры, хорошо знакомое современному лингвистическому мышлению, предпола гает целое, представляющее закрытую систему" (Е. F. Нaden, М. S. Нan, J. W. Наn, A Resonance-Theory for Linguistics, 'S-Gravenhage, 1962, p. 5). )

^*** (Ср. "Основы общей лингвистики" А. Мартине (русский перевод в 3-м выпуске "Новое в лингвистике", М., 1963) и его же более раннюю книгу "Принцип экономии в фонетических изменениях" (русский перевод, М., 1960).)

В тесной связи с данной особенностью лингвистического структурализма находится и другая - ограниченность пределами синхронического плана. Эта ограниченность оказывается логически неизбежной. Поскольку движущие эволюцию языка силы, определяемые в общей и не расчлененной форме как потребности общения, лежат за пределами языка как закрытой структуры, постольку в распоряжении исследователя нет никаких данных для изучения диахронических процессов структурными методами. А ведь диахроническое исследование по своему замыслу не должно ограничиваться чистой, хотя и выстроенной во временной последовательности, описательностью или простой хронологией фактов изменений, как это имеет место в младограмматическом "историзме", но обязано вскрыть причинную обусловленность. При этом такие понятия, как, например, экономия, конечно, никак нельзя отнести к категории внутренне причинных в силу того, что экономия (или экономичность) есть соотносительное понятие, она не может быть замкнута в структуре как имманентное начало, а существует лишь для кого-нибудь или для чего-нибудь.

Наконец, третьей особенностью лингвистического структурализма является то, что основное внимание он уделяет выявлению и описанию отношений, существующих в пределах языка как структуры между отдельными его элементами. По существу, именно эти отношения и разного рода их категории стали основной темой структуралистски ориентированных исследований. Таким образом возникла лингвистика отношений, которая потребовала обращения к соответствующему формальному аппарату. Его искали в логистике (логической семантике), в математической логике, в семиотике. Изучение языка на основе формального аппарата указанных трех наук и связанное с ним требование формализации, "объективизации" и "онаучивания" методов лингвистического описания и исследования в конечном счете привели к тому, что наука о языке в структуралистском своем варианте превратилась в преимущественно дедуктивную науку. Хотя процедура структурного описания языка предписывала исходить из реальных высказываний, текстов или "корпуса", само описание осуществлялось на основе заранее принятых формальных предпосылок, которые должны были удовлетворить условиям простоты, непротиворечивости и исчерпываемости.

Именно в этом направлении шло формулирование положений глоссематики. Она ставила своей целью выработать "глоссематическую алгебру" - свод формальных правил, пригодный не только для изучения всех языков, но и для описания явлений любого порядка в терминах отношений, корреляций и дериваций. При этом в качестве своей теоретической основы (по свидетельству самого Л. Ельмслева) глоссематика избрала логический позитивизм, который оказался в такой же степени стеснительным для изучения языка, как и все другие методы, заимствованные лингвистикой у других наук и являющиеся внешними по отношению к языку. Глоссематика постепенно приобрела сугубо схоластический характер^* но она же создала инерцию использования в лингвистике общенаучных принципов - таких, как принцип дополнительности, теорию двух уровней, или ступеней, научного познания, теорию резонанса (в понимании механики и химии) и т. д.

^* (Об этом с очевидностью свидетельствует изложение развития глоссематики, данное в статье: Н. Spang-Hassеn, Glossematics, "Trends in European and American Linguistics", Utrecht, 1951.)

Другим следствием данной тенденции явилось жадное, но не всегда оправданное обращение лингвистики к точным методам. В точных методах хотели видеть панацею от всех болезней лингвистики, унаследованных ею от традиционной филологии. Но с точными методами повторилась старая история. Довольно скоро выяснилось, что они не способны дать адекватного описания естественного языка, который и является действительным предметом изучения в лингвистике. Так же как и в случаях обращения языкознания к логике, психологии (индивидуальной, этнической, волюнтаристической) или социологии, в результате чего оказывалось возможным (говоря современным языком) построить логические, психологические или социальные модели языка, так и при конструировании теоретико-множественных, статистико-вероятностных и других аналогичных моделей получалась значительно упрощенная и односторонняя картина естественного языка. Такое упрощение оправдывает себя лишь там, где оно принимается как рабочая предпосылка при решении практических задач, т. е. главным образом в прикладной лингвистике.

Перечисленные обстоятельства заставляют некоторых языковедов пересмотреть свое отношение к лингвистическому структурализму и адресовать ему ряд серьезных критических замечаний. Пожалуй, наиболее лапидарным образом эти критические замечания суммировал А. Мартине, называющий (или называвший) себя одним из самых горячих последователей этого направления. "Наиболее существенный недостаток "структурализма",- пишет он в своей последней книге,- видят в том, что сосредоточение на "структуре" (что бы под ней ни понималось) неизбежно отвлекает исследователей от пристального изучения доступных наблюдению фактов и заставляет их игнорировать все, что стоит на пути к их попыткам создания теоретического построения. И действительно, никто из исследователей, знакомых с лингвистической практикой последних десятилетий, не станет отрицать, что в этом упреке заключена доля истины. Мы все помним так называемые "описания", в которых по каждому поводу факты собирались из самых различных источников с полным пренебрежением к их согласуемости - лишь бы они укладывались в априорную схему автора. Если бы структурализм был весь таков, то ни один серьезный ученый не назвал бы себя структуралистом. Но если даже мы оставим в стороне такого рода безответственное жонглирование, все же нельзя отрицать, что всякая попытка установить единственный метод для изучения всех лингвистических фактов или для описания любого языка неизбежно приведет к установлению единого статуса для вещей, которые различаются не только физически (что совершенно естественно), но и своей ролью в экономии языка.

Языковая реальность значительно более многообразна и значительно менее гомогенна, чем считают многие дескрип- тивисты. Во многих случаях она постепенно переходит в другие аспекты реальности, что и объясняет, почему понадобилось столько времени, прежде чем лингвистике удалось добиться автономии". И это свое рассуждение А. Мартине заключает следующими словами: "В самом языке не существует такой вещи, как "структура", и то, что называют так, есть не что иное, как схема, которую изобретает лингвист, чтобы облегчить себе классификацию фактов. Иными словами, структуралист не тот, кто открывает структуры, а тот, кто создает их. Это, конечно, крайняя точка зрения, но она делает более ясной обычную позицию, в соответствии с которой действительное существование структуры по крайней мере не постулируется"^*.

^* (A. Martinet, A Functional View of Language, Oxford, 1963, pp. 3-5. )

Недостатки, конечно, можно обнаружить в любом методе, есть они и в структурализме, но как бы там ни было, а совершенно очевидно, что структурная доктрина все же оказала благотворное влияние на языкознание. Благодаря структурализму оказалось возможным вскрыть в языке новый и чрезвычайно важный аспект - семиотический. Структурализм значительно обогатил методический арсенал лингвистики и расширил ее научную проблематику. Он создал основу для чрезвычайно важной области прикладной лингвистики и тем самым способствовал тому, что лингвистика из науки отвлеченной превратилась в науку большой практической значимости. Вместе с тем одностороннее увлечение структурализмом^*, а также вызванные им и пере численные выше теоретические последствия должны были неизбежно, по закону развития всех наук, вызвать реакцию. И она действительно возникла - в виде нового направления, родившегося в недрах лингвистического структурализма, обогащенного его опытом и научными достижениями, но и противопоставляющего себя тем его особенностям, о которых говорилось выше. Новое направление, которому по характеру руководящего принципа можно дать имя "универсалиализма", или "лингвистики универсалий", мыслит науку о языке как главным образом индуктивную, оно трактует язык как компонент сложной структуры поведения человека, а следовательно, раскрывает язык для взаимодействий с экстралингвистическими явлениями, и оно в одинаковой мере обращено как к синхроническому, так и диахроническому изучению.

^* (Примером крайней точки зрения этого порядка может служить следующее высказывание Л. Антала: "Не существует больше никаких серьезных сомнений, что в первые десятилетия настоящего столетия классическая эпоха лингвистики пришла к концу, частично благодаря влиянию Ф. де Соссюра, но главным образом в результате деятельности Л. Блумфильда, и это ознаменовало собой новую главу в истории нашей науки. Возникновение структурализма обусловило в такой же степени важные качественные изменения в теории языка классической эпохи, как и теория относительности Эйнштейна в теориях классической физики" (Laslo Antal, Questions of Meaning, The Hague, 1963, p. 7). Здесь можно привести и более раннее высказывание А. Мартине: "Структурно-функциональное языкознание - это не один из разделов языкознания, а все языкознание, рассматриваемое в таком плане, который при современном состоянии нашей науки представляется наиболее благоприятным для быстрого прогресса познания" ("Принцип экономии в фонетических изменениях", стр. 34))

Никто пока официально не возвещал о возникновении нового направления^*. Но оно, бесспорно, существует и имеет свою теоретическую платформу, своих приверженцев, конкретные результаты, достигнутые на основе своих исследовательских принципов, и даже свою историю. Обо всем этом и будет идти речь ниже. Следует при этом с самого начала отметить, что новое направление, знаменуя собой новый этап в истории лингвистических методов, представляет особый интерес для прикладной лингвистики, в руки которой она, в силу своих качеств (о них будет говориться в дальнейшем изложении), вкладывает действенное орудие разрешения многих ее частных проблем.

^* (В своем докладе ("Лингвистические универсалии и психолингвистика") на конференции по лингвистическим универсалиям Ч. Озгуд, правда, заявил: "На этой конференции мы являемся свидетелями бескровной революции. Спокойно и без полемики мы наблюдаем, как на наших глазах лингвистика делает гигантский шаг, превращаясь из простого метода описания языка в подлинную науку о языке. Конечно, как и во всякой революции, этот шаг только "в начальной стадии", и участники конференции не чувствуют себя революционерами, но с точки зрения достаточно далеко отстоящего наблюдателя этот поворотный момент должен быть фиксирован, а его значение соответственным образом отмечено" ("Universals of Language", Cambridge, Mass., 1963, p. 236).

Э. Хауген в своей рецензии на материалы конференции подтрунивает над энтузиазмом Ч. Озгуда, но высоко оценивает ее результаты. "Настоящий том,- пишет он,- многообещающее начало, и следует надеяться, что оно будет продолжено и в последующие годы. Однако поставленная задача может быть решена только совместными и тесными усилиями историков языка, дескриптивистов и теоретиков, которые могут черпать свое вдохновение из таких быстро развивающихся родственных областей, как логика, антропология или социология" (Журнал "Language", 1964, vol. 40, № 2, p. 268-269) )

В "Меморандуме относительно лингвистических универсалий", составленном Дж. Гринбергом, Ч. Озгудом и Дж. Дженкинсом, в качестве предварительной основы для дискуссий на конференции по лингвистическим универсалиям, которая состоялась в апреле 1961 г. в Нью-Йорке, в следующих словах определяется необходимость нового подхода к изучению языков: "При всем своем бесконечном разнообразии, все языки созданы по одной и той же модели. Некоторые межъязыковые сходства и тождества получили формальное выражение, другие - нет, но лингвисты, проводящие исследования, во многих случаях так или иначе осознают их существование и используют в качестве руководящих принципов при анализе новых языков. Это - важное, но ограниченное и неполное использование общих черт. Лингвистические универсалии по самой своей природе суммируют констатации относительно характеристик или тенденций, разделяемых всеми людьми в их речевой деятельности. В качестве таковых они образуют наиболее общие законы науки о языке (противопоставляясь, таким образом, методу и целям дескриптивной лингвистики). Поскольку, далее, язык одновременно является и аспектом индивидуального поведения, и аспектом человеческой культуры, его универсалии представляют собой главную точку соприкосновения с психологическими принципами, лежащими в основе индивидуального поведения (психолингвистика), и являются основным источником заключений о человеческой культуре вообще (этнолингвистика). Мы полагаем, что необходимо организовать координированные усилия, выходящие за пределы индивидуальных возможностей, чтобы поставить на твердую почву действительные факты относительно универсалий в языке"^*.

^* ("Memorandum Concerning Language Universals", "Universals of Language", Cambridge, Mass., 1963, p. 255. )

Из этих слов становится ясной общая направленность нового направления. Употребляя слова Р. Якобсона, она основывается на том положении, что "языки мира можно фактически рассматривать как многообразные вариации одной и охватывающей весь мир темы - человеческий язык"^*.

^* ( R. Jakobson, Implications of Language Universals for Linguistics, там же, стр. 209, )

Предмет и цель изучения нового направления - лингвистические универсалии,- пожалуй, наиболее общим и тем самым наиболее приемлемым для всех его последователей образом определены Ч. Хоккетом. "Лингвистическая универсалия,- пишет он,- есть признак, или качество, разделяемое всеми языками или являющееся принадлежностью языка в целом. Констатация (предполагаемой) лингвистической универсалии есть обобщение относительно языка"^*. Очень важно при этом отметить, что изучение лингвистических универсалий мыслится в широких взаимосвязях с другими науками и представляется одинаково важным как для собственно лингвистики, так и для этих других наук. При таком подходе получает расширительное толкование и сама наука о языке. Фактически мы имеем здесь дело с той же тенденцией, что и в случае со структурализмом - он так же стремится расширительно трактовать язык и тем самым раздвинуть границы языкознания. Однако направления этого процесса эмансипации лингвистики почти прямо противоположны. Если структурализм склонен рассматривать язык как частный случай знаковых систем, растворяет, таким образом, лингвистику в семиотике и в соответствии с этим предпочитает работать дедуктивным методом, то универсалистское направление поступает обратным образом. Оно стремится вступить в прямые контакты с психологией и социальными науками, трактует язык как компонент социального и индивидуального поведения человека и извлекает свои универсалии из наблюдений над частными системами языков, т. е. идя индуктивным путем.

^* (Сh. Носkеll, The Problem of Universals in Langauge. Указанная книга, стр. 1 )

При желании, правда, можно видеть универсалии в тех категориях формального аппарата, которые используются при семиотическом или математическом изучении языков. Ведь по самому своему существу и замыслу они обязаны быть универсально приложимыми к любому языку, трактуемому как условная символическая система. Однако универсалии этого типа принципиально отличаются от универсалий, которые стремится выявить новое направление, и это предельно очевидно. В отличие от первых, вторые должны быть лингвистическими универсалиями, т. е. не внешними по отношению к языку, а извлеченными из самого языка.

В этой связи следует признать бесспорно справедливыми замечания Б. Трнка, хотя понимание им лингвистических универсалий довольно индивидуально и приближается к лингвистическим законам. Касаясь новейших направлений лингвистического мышления, он отмечает, что современная лингвистика перестала рассматривать свой материал как аморфное нагромождение физиологических, психологических и социологических фактов. Ныне она стремится вскрыть универсальные принципы, лежащие в основе всех этих факторов, поступая в данном случае таким же образом, каким поступают физики в своей области исследования. Но между лингвистическими универсалиями и естественными законами существует огромная разница в отношении области их приложения. Если естественные законы можно определить как номотетические, т. е. не ограниченные в своем действии, не управляемые и не связанные с принципом систематизации, то нормотетический характер лингвистических универсалий предполагает разные степени их действенности. Некоторые из них охватывают все языки и, таким образом, являются подлинными универсалиями, а другие приложимы лишь к некоторым группам языков. Учитывая нормотетический (нормирующий) характер языков, мы должны сделать вывод, что их адекватный анализ не может быть исчерпывающе осуществлен на основе логики, хотя универсальность ее законов не имеет никаких ограничений ни во времени, ни в пространстве. Разумеется, независимость науки не означает ее изоляции. И лингвистика также может использовать результаты современных исследований в области логики, математики и психологии. Но поступая так, она не должна подчиняться методам, процедурам и категориям этих наук^*.

^* (См. В. Тrnka, On the linguistic sign and the multilevel organization of language, "Travaux linguistigues de Prague L'ecole de Prague d'aujourd'hui", 1, Prague, 1964, pp. 33-34. )

В лингвистике универсалий находит ясное выражение стремление вывести науку о языке на более широкую дорогу, генерализовать ее и, в частности, подчинить ей решение задач, связанных с изучением процессов мышления и поведения человека. Лингвистические универсалии создают твердую почву для такого рода исследований и дают возможность отказаться от умозрительных построений, широко практикуемых в связи с ними.

Все перечисленные особенности универсалистского направления с полной недвусмысленностью подчеркнуты Дж. Гринбергом во "Введении" к материалам Конференции по лингвистическим универсалиям. Его мысли сводятся к следующему. Имея в виду современный уровень методологической искушенности как синхронической, так и диахронической лингвистики, а также воистину неограниченный объем эмпирических данных о языках мира, которым мы теперь располагаем, следует признать, что наступило время для обобщений широкого масштаба. Лингвистика обязана это сделать ради того, чтобы оправдать свои собственные обещания как науки, и с тем чтобы внести свой вклад в формулирование положений общей науки о человеческом поведении, вклад, которого с полным правом ожидают от лингвистики родственные ей дисциплины.

Эту задачу не следует идентифицировать с более ранними попытками, основанными на категориях, которые априорно формулировались из якобы обязательных категорий мышления, выводимых нормативной логикой. Одним из постоянно повторяющихся положений на Конференции были хорошо известные слова Блумфильда из его классического труда "Язык", что "единственно правомерными обобщениями относительно языка являются индуктивные обобщения". Все же, по-видимому, считается общепринятым, что научный метод должен быть не только индуктивным, но и дедуктивным. Формулирование обобщений, полученных индуктивным исследованием, приводит к теоретическим гипотезам, на основе которых путем дедукции в свою очередь могут быть выведены дальнейшие обобщения. Эти последние затем должны быть подвергнуты эмпирической проверке.

Подобные принципы, выведенные из обобщений относительно лингвистических изменений и лингвистической структуры, отражают важные и фундаментальные аспекты человеческого поведения. Они не могут быть полностью поняты, если мы не откажемся от традиционной самоограниченности лингвистики в пользу фундаментального сотрудничества с психологией и социальными науками^*.

^* ("Universals of Language", Introduction, Cambridge, Mass., 1963, p. IX.

Интересно в этой связи привести также мнение одного из ведущих специалистов в области прикладной лингвистики - В. Ингве. Говоря о значительном влиянии, которое прикладная лингвистика оказала на теоретическое языкознание, психологию, логику, философию, теорию информации, теорию релейно-контактных схем и применение ЭВМ, он пишет: "Влияние лингвистики оказалось полезным, потому что сама лингвистика подверглась ранее полезным преобразованиям. Взаимодействие ее с психологией привело к появлению большого количества статей и книг. Влияние лингвистики на логику, по моему мнению, превосходит влияние идей Буля и Фреге, и, возможно, в будущем придется в этой связи пересмотреть значительную часть философских концепций" (В. Ингве, Значение исследований в области машинного перевода, Сб. "Научно-техническая информация", 1965, № 7, стр. 47). )

О значении лингвистических универсалий также и для других наук говорится и в "Меморандуме..." при определении природы универсалий: "... термин "универсалия",- читаем мы в нем,- употребляется здесь в несколько расширенном смысле. Мы не ограничиваемся констатациями типа, что все языки имеют гласные, все языки обладают фонемами, звуковые системы всех языков могут быть разложены на дистинктивные признаки и т. д. Мы полагаем необходимым включить также обобщения, которые представляются правомерными не только в некоторых, взятых на выборку случаях (вроде симметрии звуковых систем) или устанавливают тенденции в сторону приближения к статистическим пределам применительно к множеству языков или к одному языку в разных его временных состояниях. Мы убеждены, что это понятие окажется чрезвычайно плодотворным и с психолингвистической точки зрения. Все явления, которые происходят в языках со значительно более чем случайной повторяемостью, обладают потенциальным психологическим интересом"^*. И несколько ниже, в том же "Меморандуме..." изучение лингвистических универсалий связывается с еще более широкими теоретическими перспективами, представляющими особый интерес с точки зрения положений, развиваемых в настоящей книге. В дополнение к той значимости, которой обладают лингвистические универсалии для стоящей на пересечении разных наук психолингвистики и для собственно психологии, их изучение теснейшим образом связывается с установлением научных законов в лингвистических аспектах человеческого поведения. Таким образом, лингвистические универсалии обретают общую значимость для развития различных наук о поведении человека. Изучение лингвистических универсалий должно привести к целой серии эмпирических обобщений относительно языкового поведения - как еще требующих эксперимента, так и уже установленных. Эти обобщения есть все основания рассматривать как потенциальный материал для построения дедуктивной структуры научных законов. Впрочем, некоторые, и, может быть, большинство из них, будут располагать всего лишь статусом эмпирических обобщений, которые при современном состоянии наших знаний не представится возможным соотнести с обобщениями или дедуктивно вывести из законов более общей значимости^**.

^* ("Memorandum Concerning Language Universals", p. 257-258. )

^** ("Memorandum Concerning Language Universals", p. 262-263. )

Весьма характерно также "встречное" направление, исходящее от психологов, антропологов и социологов, самым недвусмысленным образом выражающих свою заинтересованность в изучении лингвистических универсалий. В ряде случаев они буквально толкали инертных лингвистов на изучение этой проблемы, предвидя от результатов их исследований прямую пользу для своих наук. Для примера можно сослаться на статью антропологов Берта и Этель Агинских, которые в своей статье, опубликованной еще в 1948 г. в лингвистическом журнале^*, призывали к "тщательному изучению универсалий, выражаемых в языках", или на заявление психолога Дж. Кэрролла, указывавшего, что "в психологическом отношении лингвистические универсалии, т. е. явления, обнаруживаемые во всех языках, представляют такой же большой интерес, как и различие языков"^**. Не удивительно поэтому, что в "Конференции по лингвистическим универсалиям принимал участие и антрополог Дж. Касагранде, который в своем докладе ("Лингвистические универсалии и антропологические перспективы"^***) говорил о частном и общем в языке и культуре, одинаково интересном как для лингвиста, так и для антрополога, и среди прочих предположений высказал также гипотезу о том, что "все, что есть универсального в языковых функциях, с большей силой и более фундаментальным образом воздействует на формирование человеческих мыслей, нежели то, что в них различается"^****.

^* (См.: B. and E. Aginsky, The importance of language universals, "Word", vol. 4 (1948), pp. 168-172. )

^** (J. B. Carroll, Введение к книге: "Language, thought and reality", Selected writings of B. L. Whorf, N. Y. and London, 1956, p. 30-31.)

^*** ("Universals of Language", Cambridge, Mass., 1963, p. 231. )

^**** (Это предположение Дж. Касагранде высказал в связи с разбором гипотезы Сепира - Уорфа. В этой же связи группа американских психологов говорит об общей грамматике и о возможности влияния ее на структуру поведения. В частности, они пишут: "Метафорически мы можем говорить об "общей грамматике поведения", имея в виду, что грамматика языка является лишь одним из примеров общей структуры контроля, которая может иметь место и в ряде других областей поведения. Но сказать, что формальная структура законов грамматики сходна со структурой законов мышления - это не что иное, как сказать, что законы грамматики суть законы мышления или что ваша мысль навсегда должна быть прикована к спряжениям и склонениям вашего родного языка" (Дж. Миллер, Е.Галантери К. Прибрам, Планы и структура поведения, М., 1965, стр. 169).)

Обобщения относительно языка, как подчеркивает Дж. Гринберг, "в одинаковой мере могут прилагаться как к диахроническим процессам, так и к синхроническим состояниям"^*. Это же качество универсалистского подхода к изучению языка отмечается и в "Меморандуме...". Констатируя то обстоятельство, что большинство универсально вскрываемых регулярностей относится скорее к наблюдениям над характеристиками языковых состояний, нежели к наблюдениям над языковыми изменениями, авторы "Меморандума..." считают чрезвычайно важным распространить рассмотрение универсалий и на диахронические факты языка.

^* ("Universals of Language", Introduction, p. X. )

По мысли авторов "Меморандума...", синхронические и диахронические регулярности явно взаимозависимы. Наиболее общая констатация этой взаимозависимости имеет форму ограничений, и именно того порядка, что не может быть никакого синхронического состояния, которое не было бы следствием возможных диахронических процессов (за исключением, может быть, лишь искусственных и гибридных языков типа пиджининглиш), и нельзя постулировать никакого диахронического процесса, который приводил бы к синхроническому состоянию, нарушающему универсальную синхроническую норму. Важно отметить, что так же, как некоторые синхронические универсалии проще всего толковать как следствие определенных и широко распространенных процессов, так и специфические диахронические изменения не могут быть поняты без обращения к сети синхронических отношений в пределах языка в момент изменения. Это - основной вклад структурной лингвистики в изучение языковых изменений. Диахронические универсалии носят вероятностный характер, так как одновременно с универсальными тенденциями к изменениям одного вида, противопоставляемого другим возможностям, в самой структуре языка наличествуют значительные переменные, и каждая языковая структура обладает своими особенностями^*.

^* ("Memorandum Concerning Language Universals", pp. 261-262. )

Говоря о синхронических и диахронических универсалиях, мы фактически вступаем уже в область классификации универсалий и различных их подразделений. Синхронические универсалии, бесспорно, легче обнаружить, и именно поэтому им уделяется больше внимания. Р. Якобсон относит к ним, например, противопоставления по дифференциальным признакам: гласный - негласный, согласный - несогласный, компактный - диффузный и пр. К числу менее изученных дисхронических универсалий "Меморандум..." относит озвончение глухого согласного в интервокальной позиции. Г. Хёнигсвальд в статье "Существуют ли универсалии в языковых изменениях?" (помещенной в сборнике "Универсалии языка") делит диахронические универсалии еще на этические и эмические^*. Диахронические универсалии этического уровня выражаются всегда в конкретных звуковых формах, хотя и допускают обобщенное формулирование в виде ротацизма, дифтонгизации крайних перед них гласных и пр. О диахронических универсалиях этого типа говорили уже Швейцер в своей "Исторической грамматике греческого языка"^**, называя их "общеязыковыми явлениями", и М. Граммон в своем классическом труде по общей фонетике^***. К числу эмических диахронических универсалий следует, видимо, отнести и такие, о которых трактует теория аналогических изменений Е. Куриловича^**** или принцип экономии А. Мартине^*****. Характерной особенностью эмических изменений является то, что они обусловлены внутриструктурными отношениями языка.

^* (Различие между этическим и эмическим уровнями К. Пайк, которому, видимо, и принадлежит введение этих терминов, определяет следующим образом: "Существуют две основные точки зрения, с которых наблюдатель может описывать человеческое поведение; каждая из них представляет ценность для определенных целей. В первом случае при этическом (от слова фонетический) подходе к данным исследователя в первую очередь интересуют обобщенные констатации относительно данных, в соответствии с которыми он: а) систематически классифицирует все сопоставимые данные... в единую систему; б) устанавливает набор критериев для классификации любого элемента подобного рода данных; в) выявляет типы расклассифицированных таким образом элементов; г) изучает, идентифицирует и описывает вновь обнаруженные данные посредством соотнесения с этой системой, которая создается исследователем до того, как он приступает к изучению той или иной культуры, в пределах которой найдены новые данные.

В противоположность этическому, эмический (от слова ф о- немический) подход по самой своей сущности пригоден лишь для одного языка (или культуры) одновременно... он имеет целью открыть и описать модель данного языка или культуры посредством соотнесения со способом, которым различные элементы этого языка или культуры относятся друг к другу при функционировании данной частной модели..." К. Пайк добавляет, что эмический подход является структурным, в то время как этический-неструктурным, классификационным (К- Pile е, Language in Relation to a Unified Theory of the Structure of Human Behavior, Part 1, Glendale, 1954, p. 8).)

^** (Е. Schwyzer, Griechische Grammatik, Munchen, 1939-50. )

^*** ( M. Grammont, Traite de phonetique, Paris, 1939. )

^**** (См. русский перевод его статьи "О природе так называемых "аналогических процессов". В кн.: "Очерки по лингвистике", М., 1962. )

^***** ( См. русский перевод его книги "Принцип экономии в фонетических изменениях", М., 1960. )

Другое подразделение различает абсолютные универсалии и почти универсалии (или статистические универсалии). Первая категория не знает исключений, а вторая допускает отдельные случаи исключений, которые, однако, не нарушают высокой статистической вероятности наличия их в языках. В абсолютные универсалии включаются не только такие очевидные констатации, что все языки имеют гласные, но и числовые ограничения, вроде утверждения, что все языки имеют не меньше 10 и не больше 70 фонем^*. К категории почти универсалий относится, например, констатация, что все языки обладают по крайней мере одним носовым согласным. До настоящего времени удалось установить лишь единичные случаи уклонения от этого правила. Например, только квилеут и немногие соседние салишские языки совсем не имеют носовых согласных. По-видимому, первоначально подразделение на абсолютные универсалии и почти универсалии было произведено Р. Якобсоном в связи с его типологическими исследованиями. Настаивая на необходимости создания "кодекса всеобщих законов" для всех языков мира и приводя примеры таких законов ("Существуют языки, в которых отсутствуют слоги, начинающиеся с гласных, и слоги, заканчивающиеся согласными, но нет языков, в которых отсутствовали бы слоги, начинающиеся с согласных, или слоги, оканчивающиеся на гласные. Есть языки без фрикативных звуков, но не существует языков без взрывных. Не существует языков, в которых имелось бы противопоставление собственно взрывных и аффрикат, но не было бы фрикативных. Нет языков, где встречались бы лабиализованные гласные переднего ряда, но отсутствовали бы лабиализованные гласные заднего ряда"), Р. Якобсон утверждает, что даже если в каком-либо отдаленном, недавно зарегистрированном языке мы обнаружим своеобразную особенность, подвергающую сомнению "один из таких законов, это отнюдь не обесценит обобщения, выведенного на основании фактов внушительного количества ранее изученных языков. Наблюдаемое единообразие оказывается неполным - таково правило высокой статистической вероятности. Вместе с тем Р. Якобсон отмечает, что частичные исключения могут быть мнимыми и являться следствием недостаточно гибкого формулирования общих законов^**.

^* ("Memorandum Concerning Language Universals", p. 258. )

^** ( Р. Якобсон, Типологические исследования и их вклад в сравнительно-историческое языкознание. Сб. "Новое в лингвистике", вып. 3, М., 1963, стр. 99 и далее. )

Следующее подразделение основывается на отношениях универсалий к логической структуре и к уровням, или аспектам, языка. Первая из этих категорий, в свою очередь, делится на шесть подтипов, включающих в качестве основных универсалии существования (например, во всех языках есть имена собственные), универсалии условные, или импликационные (например, если язык обладает категорией двойственного числа, он имеет также категорию множественного числа, но не обратно; или: если язык обладает латеральным щелкающим звуком, он всегда имеет дентальный щелкающий звук, и обратно) и т. п.

Вторая категория данного подразделения включает универсалии фонологические, грамматические, семантические и символические. В наибольшей мере разработаны фонологические универсалии. Примеры их уже приводились выше^*. Для грамматического уровня (морфология и синтаксис) Дж. Гринберг выделяет 45 универсалий^**, относительно которых утверждается, что даже в том случае, если в результате будущих исследований число безусловных универсалий несколько уменьшится, а число почти универсалий возрастет, эти данные останутся ценнейшей и важнейшей предпосылкой для построения новой типологии языков и систематического описания общих закономерностей грамматической стратификации^***. Универсалии Дж. Гринберга носят преимущественно импликационный характер. (Так, Дж. Гринберг устанавливает следующие универсальные последовательности: в повествовательных предложениях с именным субъектом и объектом доминирующим порядком является такой, при котором субъект предшествует объекту. Следовательно, возможно три варианта последовательностей - ГСО, СГО и СОГ. Языки с доминирующим порядком ГСО всегда употребляют препозицию. В преобладающем большинстве языков с порядком СОГ употребляют постпозицию. В преобладающем большинстве языков с порядком ГСО прилагательное следует за существительным и т. д.) К семантическим универсалиями синхронического порядка Ст. Улльман^**** относит полисемию, синонимию, омонимию, наличие слов с общим и частным (конкретным) значением и т. д., а к диахроническим семантическим универсалиям традиционные типы семантических изменений (расширение и сужение значений, метафорические изменения, табу и пр.). Теоретическая статья У. Вайнрайха^***** создает предпосылки для значительно более интересного и оригинального, чем у Ст. Улльмана, подхода к изучению семантических универсалий. Наконец, что касается символических универсалий, т. е. таких, где анализируются отношения между значением и его выражением, то они наименее изучены. "Меморандум..." в качестве примера символической универсалии приводит положение, что обозначение родителей по женской линии, как правило, содержит носовой согласный.

^* (Богатый материал по данной теме можно также найти в статье: Дж. Г ринберг, Некоторые обобщения, касающиеся возможных начальных и конечных последовательностей согласных, "Вопросы языкознания", 1964, № 4. Представленные в статье обобщения сформулированы на материале 104 языков. )

^** (J. Greenberg, Some Universals of Grammar with Particular Reverence to the Order of Meaningful Elements," Universals of Language".)

^*** (R. J akobson, Implications of Language Universals for Linguistics, там же, стр. 212. )

^**** (St. Ullmamm, Semantic Universals, там же. )

^***** (U. Weinreiсh, On the Semantic Structure of Language, там же. )

Предполагается, что на заключительной стадии универсалистских исследований окажется возможным построить структуру человеческого языка вообще. Как говорит Г. Хёнигсвальд, "создается твердое убеждение, что универсалии могут образовывать своего рода систему сами по себе"^*.

^* (H.Hoenigswald, Are There Universals of Linguistic Change? "Universals of Language", p. 23. )

Лингвистические универсалии ищутся и на других путях. Примером может служить работа Дж. Катца и П. Постала, которые включают проблему лингвистических универсалий в рамки своей интегрированной теории лингвистического описания, ставящей целью объединить генеративную концепцию грамматики Н. Хомского с системой семантического описания, предложенной Катцем и Фодором^*. Авторы стремятся показать, каким образом их теория лингвистических описаний, изложенная в абстрактных терминах, помогает систематизировать констатации, выражающие лингвистические универсалии^**.

^* (Это довольно искусственное соединение двух теоретических построений, создававшихся совершенно независимо друг от друга, должно, видимо, устранить недостатки теории порождающей грамматики Н. Хомского, не способной охватить семантическую сторону языка.)

^** (См.: J. Katz and P. Postal, An Integrated Theory of Linguistic Description, Cambridge, Mass., pp. 159-166. )

Они исходят из положения, что для того, чтобы характеризовать понятие ""лингвистическое описание естественного языка", необходимо различать два аспекта таких описаний, относящихся к тем признакам языка, которые отличают его от других языков, и относящиеся к признакам, общим для всех естественных языков. Иными словами, следует делать различие между теми признаками языка, которые характеризуют его как английский, немецкий, китайский или какой-либо другой конкретный язык, противопоставляемый другому конкретному языку, и те признаки, которые обусловливаются его принадлежностью к естественному языку. Полная спецификация последнего набора признаков представляет собой теорию структуры естественного языка, а черты, которыми они характеризуются,- универсалии языка.

Авторы также предлагают свою классификацию. Они различают лингвистические универсалии двух типов: субстантивные универсалии и формальные универсалии. Различие этих типов покоится на следующих предпосылках. Лингвистическое описание есть теория и в качестве таковой состоит из набора констатаций, сформулированных в установленных теоретических терминах. Так вот: различие между субстантивными и формальными универсалиями должно соответствовать различию между формой такого рода констатаций и их содержанием. Таким образом, формальная универсалия является спецификацией формы констатации в лингвистическом описании, а субстантивная универсалия - понятием или набором понятий, на основе которых строятся конкретные констатации в лингвистическом описании. Список субстантивных универсалий, который на основе теории лингвистических описаний оказывается возможным сделать применительно к конкретным лингвистическим описаниям, составляет совокупность теоретических понятий, привлекаемых при построении правил и логических формулировок данного лингвистического описания. С другой стороны, список всех формальных универсалий представляет альтернативные способы, посредством которых в данном лингвистическом описании можно формулировать обобщения относительно описываемого языка.

Субстантивные универсалии, в свою очередь, подразделяются на фонологические, синтаксические и семантические. Все они носят чрезвычайно общий характер и имеют вид категориальных понятий. Так, к фонологическим универсалиям относятся такие понятия, как вокальность, компактность и понятие самой фонемы. К синтаксическим - именное предложение, или модификатор. К семантическим- категории рода, физического объема, процесса и пр. Все это - теоретические понятия, в терминах которых формулируются дескриптивные правила фонологических, синтаксических и семантических компонентов. Что касается формальных универсалий, то они по самой своей природе могут быть более или менее детализированными - это, конечно, довольно свободное подразделение. Универсалии этого порядка носят еще более общий характер. Например, к менее детализированным формальным универсалиям относится спецификация, в соответствии с которой некоторым правилам синтаксического компонента свойственна транс-формационность формы.

Помимо двух основных типов лингвистических универсалий, теория лингвистических описаний Дж. Катца и П. Постала включает также спецификацию формы каждого из трех компонентов лингвистического описания (фонологического, синтаксического и семантического), т. е. спецификацию взаимоотношений между членами набора правил, которые и придают систематический характер этому набору. Наконец, теория лингвистических описаний содержит спецификацию внутренних связей между указанными компонентами каждого конкретного лингвистического описания.

Как показывает это краткое изложение, тот путь, которым предлагают следовать Дж. Катц и П. Постал, носит сугубо формальный характер, что находится в противоречии с преимущественно эмпирическими принципами лингвистики универсалий в целом. Правда, в данном случае не столько ищутся сами по себе универсалии, сколько создается некая формальная основа для их систематизации. Но это все же не мешает авторам устанавливать в категориях этой формальной основы, "выражаемых в абстрактных терминах", лингвистические универсалии.

Схожим абстрактным путем рекомендует идти к установлению универсалий и С. К. Шаумян. Ход его рассуждений протекает следующим образом: "Предметом типологии языков служат универсальные языковые категории. В типологии делались и продолжают делаться попытки найти универсальные языковые категории индуктивным путем, т. е. путем генерализации наблюдаемых эмпирических фактов в конкретных языках"^*. "Поскольку поиски универсальных языковых категорий индуктивным путем оказываются малоэффективными, это приводит некоторых исследователей к принципиальному отказу от построения системы универсальных языковых категорий"^**. Утверждение о неэффективности индуктивных методов при определении лингвистических универсалий, разумеется, носит совершенно произвольный характер. С. К. Шаумян торопится похоронить ребенка, который еще не успел и родиться. Этот прием, кстати говоря, необязательно использовать в порядке подготовки к рождению собственного ребенка - в вечности для всех хватит места. Что же конкретно предлагает С. К. Шаумян? "Задача состоит в том,- пишет он,- чтобы найти действительно эффективные методы построения типологии языков. Логической основой этих методов должен быть гипотетико-дедуктивный метод... Для того чтобы типологическое сравнение языков мира было эффективным, необходимо иметь единицу измерения для такого сравнения. Этой единицей измерения должен служить абстрактный язык-эталон, создаваемый структурной лингвистикой. В качестве языка-эталона целесообразно принять какой-либо вид порождающей грамматики... В этом плане язык-эталон должен трактоваться в качестве гипотетического инварианта языков мира. Само собой разумеется, что поскольку любой язык-эталон может считаться не более как гипотезой об инвариантной основе языков мира, то в интересах типологических исследований необходимо использовать, по возможности, самые разнообразные гипотезы для того, чтобы выбрать среди них наиболее эффективные"^***.

^* (С. К. Шаумян, Структурная лингвистика, М., 1965, стр. 27-28. )

^** (Там же, стр. 29. )

^*** (С. К. Шаумян, Структурная лингвистика, М., 1965, стр. 29-30. )

Этот путь открывает неограниченные возможности для всякого рода абстрактных построений, от которых лингвистика уже, видимо, начинает уставать и против которых направлено методическое острие лингвистики универсалий. В упрек такому гипотетическому методу, отнюдь не отрицая его права на существование, можно поставить его очевидную субъективность - ведь не возбраняется использовать любой язык-эталон (так же как в морфологических классификациях применяется произвольный набор морфологических признаков), и в зависимости от этого будет по-разному выглядеть систематизация структурных типов конкретных языков мира. Но главный недостаток этого метода заключается как раз в его бесперспективности, или, как говорит С. К. Шаумян, неэффективности. Ведь у нас никогда не будет уверенности, что избранный нами язык-эталон является наиболее эффективным, и мы будем обречены на бесконечные переборки все новых и новых гипотез. К этому следует добавить, что использование языка-эталона в качестве системы лингвистических универсалий, в силу его условно-гипотетического характера, перекрывает пути к тем широким выходам в другие науки, которые замысливает лингвистика универсалий. Ни для психологии, ни для антропологии, ни для социологии (и других наук), стремящихся найти в лингвистике союзника в комплексных исследованиях, направленных на вскрытие механизмов человеческого мышления, поведения и понимания, построения вроде языка-эталона не представляют никакого интереса.

В качестве основного методического орудия установления лингвистических универсалий, если только сама их теория не строится в абстрактных терминах, обычно называются типологические исследования. Дж. Гринберг даже считает, что типологические классификации находят свое оправдание именно в исследовании универсалий. Типологические исследования являются также тем звеном, с помощью которого оказывается возможным связать новое направление с предшествующими этапами развития науки о языке. И как раз эта связь, соединяющая лингвистику универсалий с прошлым науки о языке, и составляет довольно длинную и поучительную историю нового направления. Она повествует о том, как из частных работ, иногда мимоходом оброненных замечаний и, в лучшем случае, из весьма ограниченной проблемы постепенно вычленяется и формируется новое методическое направление, ставящее целью по-новому подойти к изучению языка и озарить его светом новых догадок.

Говоря о становлении новой методики исследования, Р. Якобсон пишет: "Мы, по-видимому, все согласимся с тем, что лингвистика миновала стадию простого изучения разнообразных языков и языковых семей и через посредство типологического изучения и через процесс интеграции превратилась в подлинно универсальную науку о языке. В течение столетий это была "ничья земля", и только в немногих философских работах - начиная со средневековых трактатов по спекулятивной грамматике, "Глоттологии" Амоса Коменского и исследований по рациональной грамматике, затем в феноменологических рассуждениях Гуссердя и Марти и, наконец, в современных трудах по символической логике - делались попытки заложить основы универсальной грамматики"^*. Это, конечно, далеко не полная история нового направления. Ее, в частности, можно пополнить примерами из сравнительно недавнего прошлого, свидетельствующими о том, что идея универсалистского подхода к изучению языка витала в воздухе уже в течение нескольких десятилетий. Облекалась только она в разные теоретические формы.

^* (R. Jakobson, Implications of Language Universals for Linguistics, "Universals of Language", pp. 217-218. )

Универсалистский подход к изучению языка можно найти в работах таких лингвистов, как А. Мейе, Ж. Вандриес и М. Граммон, которые говорили в своих лекциях и писали в своих статьях об общих и частных законах или тенденциях развития языков^*. Но у них это было не осознанное и теоретически обоснованное направление, а эпизодическая и довольно узкая проблема. Универсалиализм можно найти и в глоттогонических схемах Н. Я. Марра, у которого он уже начинает играть роль методологической основы. Беда Н. Я- Марра заключалась, однако, в том, что его глоттогония была взята им напрокат у вульгарного социологизма и насильно навязана языку. Стремлением выделить "общее" в синтаксических отношениях (предикативных и атрибутивных) руководствовался в своих типологических исследованиях и И. И. Мещанинов. В качестве таких общих синтаксических понятий он выделял предметность и действие, субъект и предикат, объект и атрибут и т. д. Легко увидеть, что подобного рода синтаксические универсалии очень близки "понятийным категориям" и носят бесспорные следы влияния нормативной логики. Методика Дж. Гринберга, основывающаяся на порядке следования "значимых элементов" (например, фиксирующая отношение предлогов к препозиции или постпозиции определения), представляется значительно более близкой целям лингвистического описания.

^* (См., например, следующие работы: J. Vendryes, Reflexions sur les lois phonetique. Melanges Meillet, 1902; M. Grammont, Notes de phonetique generale, "Memoires de la societe de linguistique de Paris", v. XIX и XX.)

Пожалуй, наиболее близкими к лингвистике универсалий были исследования советских языковедов, направленные на вскрытие общих и частных законов (развития) языка. Эти законы до известной степени можно уподобить универсалиям и почти универсалиям дисхронического порядка. К сожалению, исследования советских языковедов в этой области были связаны догматизмом "сталинского языкознания", носили поверхностный и довольно наивный характер, а самое главное, были лишены четкой перспективы - неясна была цель, ради которой выискивались разного рода общие и частные законы. Проблема общих и частных законов развития языка была, скорее, направлена на удовлетворение определенных методологических требований, устанавливающих, что советское языкознание обязательно должно быть ориентировано на принципы историзма и законоположения, нежели была рождена действительными потребностями науки о языке. Все наиболее интересное, находящееся в русле этих исследований, относится не к лингвистическим универсалиям, а к выявлению основных тенденций развития отдельных языков или групп близкородственных языков^*.

^* ( См., например, работу В. М. Жирмунского "О внутренних законах развития немецкого языка", "Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР", вып. V, 1953. )

За рубежом в эти же десятилетия в той или иной мере затрагивали вопросы лингвистических универсалий (в разной их формулировке) Э. Сепир^*, Ш. Балли^**, В. Брёндаль^***, Н. Трубецкой^****, Дж. Ципф^*****, Б. Трнка^******, П. Мензерат^******* и др. У Э. Сепира универсалистская проблематика принимает форму разработки многоступенчатой типологической шкалы, которая строится с учетом основных языковых элементов (предметы, действия, качества), деривационных элементов, конкретно-реляционных и чисто-реляционных элементов. В. Брёндаль предложил универсальный набор категорий - relatum, descriptum, descriptor, relator,- через комбинации которых у него осуществляется описание классов слов любого языка. Дж. Ципф вывел всеобщий закон, в соответствии с которым между сложностью фонем и их частотностью в речевом потоке существует обратное отношение. Это положение имеет у него не только синхроническую, но и диахроническую направленность: если частота той или иной фонемы изменяется, то следует ожидать, что ее сложность изменится в обратном направлении. На основе данной зависимости оказывается возможным фонемы любого языка расположить в определенной последовательности. Всеобщие законы соединения фонем стремился установить Б. Трнка. В качестве одного из универсальных законов сочетания фонем он выдвигает положение, в соответствии с которым в пределах одной морфемы не могут стоять два члена одной коррелятивной пары. Н. Трубецкой на примерах доказал несостоятельность этого закона, но не отказался от самой идеи установления всеобщих законов комбинации фонем и в качестве такового со своей стороны выдвигает закон несовместимости различительной долготы с различительным ударением. П. Мензерат стремился установить типологию отношений между словарем и фонетической системой. Он устанавливает количество слогов в словах, количество фонем в слове, числовое соотношение гласных и согласных и затем на основе этих данных - их взаимозависимость и т. д.

^* (См.: Е. Sарir, Language (глава 6), N. Y., 1921. )

^** ( См.: Ch. Bally, Linguistique general et linguistique framjaise, Bern, 1944. )

^*** (См.: V. Вrondal, Essais de linguistique generale, Copenhagen, 1943. )

^**** (CM.: N. Trubezkoy, Grundzuge der Phonologie, Prague, 1939. )

^***** (CM.: G. Zipf, The Psycho-Biology of Language, Boston, 1925. )

^****** (См.: В. Trnka, General Laws of Phonetic. Combinations, "Travaux du Cerycle Linguistique de Prague", VI, 1936. )

^******* ( Cm.2 P.Menzerat, Typologieof Languages, "Journal of the Acoustic Society", vol. 22, 1950. )

По сути дела, лингвистическим универсалиям был посвящен и первый из четырех вопросов, вынесенных на обсуждение 6-го Международного конгресса лингвистов в Париже (в 1948 г.)^*: "Существуют ли категории, общие всем человеческим языкам? В какой мере структурные классификации языков могут помочь изучению их категории?" (Третья часть вопроса - "Какие данные диахроническое изучение может предоставить для синхронических исследований?" - выходит уже за пределы универсалистской проблематики.) Вступительный доклад по данному вопросу был сделан Л. Ельмслевом, и это до известной меры определило общее направление дискуссии. Главным образом она сосредоточивалась на рассмотрении допустимости существования общих для всех языков категорий и возможности построения на их основе универсальной, или всеобщей, грамматики (в связи с соображениями, высказанными по этому поводу в книге Л. Ельмслева Principes de grammaire gёnёrale, Кobenhavn, 1928). В дискуссии приняло участие большое количество лингвистов, и, таким образом, Парижский конгресс представляет важную главу в истории становления лингвистики универсалий. Не ставя своей целью дать подробный пересказ всех выступлений, остановимся на некоторых из них, которые можно считать наиболее характерными.

^* (См.: "Actes du sixiema congres international des linguistes", Paris, 1949. )

В целом на поставленный вопрос давались положительные ответы, но само понимание существа универсальных для всех языков категорий носило противоречивый характер. Так, М. Базелл указывал на наличие в языках связанных и свободных или зависимых и независимых противопоставлений (оппозиций), которые и составляют основу для сравнений категорий разных языков. Сами по себе они не способны вскрывать природу языковых категорий и могут воплощаться в разных формах. Эти оппозиции можно считать универсальными, но так как они в конечном счете выражаются в субстанции, а не в системе, их нельзя использовать в качестве основы для построения структурных классификаций. Ф. Блейк, решительно присоединяясь к мнению, что лингвистические универсалии должны существовать, полагал, что их надо искать не в морфологических категориях, которые различаются от языка к языку, а в семантических категориях, имея в виду не лексическую, а грамматическую семантику. Он приводит в своем выступлении довольно детализированную схему универсальных семантических категорий и возможных их комбинаций. Дж. Кэтфорд доказывал, что, если мы будем искать универсальные категории, исходя из традиционного подхода к лингвистическим категориям и используя традиционные категории, мы ничего не достигнем. Многообразие лингвистических структур создаст в этом случае непреодолимые трудности. Поэтому, если и существуют категории, общие для всех человеческих языков, их надо искать не в самом языке, а в "событиях внешнего мира", т. е. в экстралингвистических фактах, которые могут находить или не находить систематическое выражение в содержательной стороне конкретных языков, группируясь и объединяясь разнообразным образом. Он также предлагает свою систему экстралингвистических фактов в качестве основы для сравнения языков с точки зрения выявления в них общих явлений. В. Хаас, соглашаясь с Кэтфордом, что категории, общие для всех человеческих языков, следует искать не в традиционных грамматических категориях, в противоположность последнему утверждал, что универсалии следует извлекать из собственно лингвистических фактов. Наличие же категорий, общих для всех языков, обусловливается их единой целеустановкой - служить целям общения (коммуникации). В. Хаас затем подвергает анализу основные категорий языка и речи с функциональной точки зрения и делает следующее общее заключение: а) общие категории языка суть категории использования языка в речи; б) лингвистическое изучение речи есть изучение предложений. Отсюда следует, что: в) универсальные категории, общие для всех языков, должны относиться к функциям языка в предложениях - они суть синтаксические категории; г) функции языка и речи могут описываться более точным образом как функциональное отношение между значением каждого данного предложения и значениями составляющих его символов. Таким образом, общими категориями языка являются общие синтаксические категории, которые соотносятся с языковыми символами как носителями функционального отношения. И именно из этого функционального отношения между значениями символов и значениями предложений следует извлекать Всеобщие Категории Языка. Некоторый вариант точки зрения Дж. Кэтфорда представляет мнение индийского ученого М. Четтерджи. Он говорил о том, что существует фундаментальное единство мысли у всего человечества, иначе мы бы были лишены радости ознакомления в переводах с литературными памятниками разных народов и резных времен. Поэтому основные грамматические категории всегда одни и те же, но методы их "указания" в различных языках варьируются. Формальное выражение фундаментальных, или основных, категорий - дело истории, а это позволяет допустить, что лингвистическая структура - довольно случайная вещь. Иное дело - мыслительное содержание, которое обладает качествами всеобщности. Выступление Г. Хёнигсвальда было направлено против выдвижения умозрительных критериев выделения универсальных категорий. Они должны быть найдены эмпирически, и поэтому первоначально любой ясно определенный критерий может служить для структурной классификации языков. Такого рода классификации будут совпадать. Будущие исследования покажут, какой из критериев будет обладать в наибольшей степени качеством всеобщности и объединит наибольшее количество языковых классов. Эти критерии и следует признать наиболее пригодными. На нынешней же стадии наших знаний, поскольку мы не располагаем такими критериями, всякая попытка установить всеобщие языковые категории будет неизбежно обречена на провал. Дж. Уотмоу делит категории языка на два класса: 1) соответствующие внешнему окружению и 2) чисто грамматические, хотя они могут быть рудементами первых. Возможны, конечно, также и комбинации этих двух классов. Представляется маловероятным, чтобы категории второго класса были универсальными, если только историческое исследование, которое в данном случае является более действенным инструментом, чем структурная лингвистика, не обнаружит их источник в категориях первого класса. Категории же первого класса универсальны, поскольку универсальным является и окружение. Ж. Вилс выражал мнение, что довольно большое количество категорий является общим для всех языков мира. Создается общее впечатление, говорил он, что тождеств между языками больше, чем различий. Однако как в отношении методики, так и в отношении практических фактов лингвистическое исследование не достигло той стадии, когда можно было бы точно взвесить тождества и различия, что одно может создать основу для недвусмысленного и конкретного ответа на поставленный вопрос о возможном существовании лингвистических универсалий.

Среди прочих индивидуальных выступлений на Конгрессе (между которыми были и выступления Е. Куриловича, А. Мартине, В. Дорошевского, А. де Гроота, Я. Рейхлинга, А. Белича, Дж. Бонфанте, В. Пизани и др.) были и сообщения, выражающие точку зрения целых направлений - Пражского лингвистического кружка и Копенгагенского лингвистического кружка. Во втором случае, впрочем, давался обзор работ членов кружка, которые в той или иной мере затрагивали проблему лингвистических универсалий,- В. Брёндаля^*, П. Дидерихсена^**, Енса Хольта^*** и, разумеется, указанной выше книги Л. Ельмслева.

^* (Имеются в виду его книги: Les parties du Discours, 1928; Theorie des prepositions, 1940; Essais de linguistique generate, 1943. )

^** (P. Dideriсhsen, Realite comme categorie grammaticale ("Nysvenska Studier", XIX, Uppsala, 1939). )

^*** (Jens Holt, Rational semantik (pleremik), "Acta Jutlandica", XVIII, 3, Aarhus, 1946. )

Как показывает приведенное изложение некоторых выступлений на Конгрессе, единство взглядов фактически было достигнуто лишь в одном вопросе - о возможности существования лингвистических универсалий. Хотя решительно положительный ответ на этот вопрос создавал прочную основу для дальнейших исследований в этом направлении, сами исследования этого порядка продолжали еще классифицироваться как имеющие характер частной лингвистической проблематики; методической зрелости они достигли лишь в самые последние годы.

Современную стадию разработки лингвистических универсалий также можно было бы рассматривать как частный эпизод истории одной из лингвистических проблем, периодически возникающей, как было указано, в работах отдельных исследователей, если бы не совершенно очевидный факт, что эта проблема, имеющая почтенную и богатую событиями биографию, ныне поднялась до высот методологического обобщения (о чем ясно свидетельствуют изложенные выше принципы универсалистского подхода к изучению языка) и в этом качестве проникает собой научное творчество ряда лингвистов современности. Лингвистические универсалии для нового методического направления - не частная проблема, а общий научный принцип, основа, на которой строится исследование различных проблем - как новых, так и старых. По этому признаку данных языковедов следует объединить в общую группу последователей или даже основоположников универсализма, хотя они нередко самым ожесточенным образом спорят друг с другом. Для примера можно остановиться на творчестве двух языковедов - Р. Якобсона и А. Мартине.

У того и у другого можно обнаружить универсалистский подход к изучению языка двоякого рода: универсальные принципы, на которых строится структура языка (универсалии существования), и набор качеств, признаков или категорий, находящихся в отношениях обусловленности (импликационные универсалии).

Р. Якобсон, как известно, ввел в языкознание бинарность как универсальный принцип построения структуры языка. Наиболее широкое применение этот принцип нашел в фонологии, где на его основе был установлен набор элементарных фонологических признаков, состоящий из двенадцати пар: гласный - негласный, согласный - несогласный, компактный - диффузный, носовой - ротовой (оральный) и т. д. В многочисленных выступлениях Р. Якобсона (вплоть до его доклада на Международном конгрессе фонетиков в Хельсинки^*) отстаивается мысль, что набор различительных фонологических принципов носит универсальный характер и что различительные признаки могут строиться только по типу двучленных противопоставлений. Если сам по себе набор различительных признаков представляет собой пример универсалий существования, то объединение их в коррелятивные пучки, характеризующие отдельные фонемы, подчинено уже определенным условиям, т. е. относится к области импликационных универсалий. Сам Р. Якобсон следующим образом говорит об этом: "...в фонологии способность различительных принципов к объединению в пучки корреляций ограничивается и предопределяется значительным числом универсальных импликационных правил. Например, сочетаемость носового признака с гласностью предполагает сочетаемость носового признака с несогласностью. Компактный носовой согласный предпополагает наличие двух диффузных согласных - низкого и высокого. Противопоставление низкого и высокого тонов в паре компактных носовых согласных предполагает идентичное противопоставление в паре компактных ротовых (оральных) смычных"^** и т. д.

^* (R.Jakobson, The Phonemic Concept of Distinctive Features. Proceedings of the Fourth International Congress of Phonetic Sciences , 'S-Gravenhage, 1962, p. 440. )

^** (R. J akobson, Implications of Language Universals for Linguistics, "Universals of Language", p. 210. )

Принцип двучленных противопоставлений Р. Якобсон стремится перенести и в другие области; в частности, он использовал его при описании состава падежных форм^* и родовых различий^**.

^* (P. О. Якобсон, Морфологические наблюдения над славянским склонением, 'S-Gravenhage, 1958. )

^** (R.Jakobson, The gender pattern of Russian, Omagiu lui Al. Graur, Bucure§ti, 1960, p. 541. )

Универсалистский характер носит и стремление Р. Якобсона классифицировать противопоставления в зависимости от порядка, в каком они усваиваются детьми по мере овладения языком. Р. Якобсон доказывает, что этот порядок точно противоположен тому, в котором больные, страдающие афазией, теряют способность пользоваться фонологической системой. Речь, следовательно, в данном случае идет о том, что порядок усвоения детьми различных звуковых типов характеризуется закономерным постоянством, обусловленным распространением этих типов в различных языках^*. Импликационный характер универсалий данного порядка с полной ясностью подчеркивает сам Р. Якобсон. "Языковое развитие ребенка,- пишет он,- в особенности развитие в области фонетики, и языковая деградация при афазии подчиняются одним и тем же законам. Если из усвоения ребенком различия В следует, что он уже усвоил различие Л, то из утраты А при афазии следует отсутствие В\ восстановление фонемных различий у афазиков протекает в том же направлении, что и языковое развитие ребенка. В основе языков мира - как в их статическом, так и в динамическом аспекте - лежат одни и те же законы импликации. Из наличия В следует А, и, соответственно, В не может появиться в фонологической системе до тех пор, пока в ней нет А; аналогично А не может исчезнуть из языка, пока в нем существует В. Чем меньшее число языков обладает некоторым фонологическим признаком или комбинацией признаков, тем позднее они усваиваются детьми и тем раньше утрачивает его в своем родном языке афазик"^**.

^* ( Cm.: R. J akobson, Kindersprache, Aphasie und Lautgesetze, Uppsala, 1941. См. оценку этой проблемы в работах Р. Якобсона, данную Т. Си- беоком в его рецензии на 1-й том "Избранных работ" (Selected writings), журнал "Language", vol. 41 (1965), N 1. )

^** (Р. Якобсон и М. Халле, Фонология и ее отношения к фонетике, "Новое в лингвистике", вып. 2, М., 1962, стр. 252. )

Из этих примеров, число которых, разумеется, можно было бы значительно увеличить, совершенно очевидна общая направленность научного творчества Р. Якобсона, логически развивавшаяся на всем протяжении его деятельности и с большой четкостью сформулированная в его последних работах - они сводят в методический фокус поиски всей его научной жизни^*.

^* (Ср. также заключительное слово Р. Якобсона на 9-м Международном Конгрессе лингвистов, 1962.)

На первый взгляд может показаться, что А. Мартине придерживается прямо противоположных теоретических и методических позиций. Во всяком случае он подвергает ожесточенной критике как раз универсалистские тенденции лингвистических работ Р. Якобсона, именуя их "умозрительными и априорными построениями". Сего точки зрения, "бинаризм оказывается скорее умозрительным построением, чем попыткой согласовать между собой результаты предварительных наблюдений"^*. Речь при этом идет не только о том, что можно найти противопоставления, которые не укладываются в двучленную формулу, а о принципиально отрицательном отношении к подобного рода подходу к изучению языка^**. Но это в значительной мере лишь декларации, и в своей исследовательской практике А. Мартине фактически идет теми же путями, что и Р. Якобсон.

^* (А.Мартине, Принцип экономии в фонетических изменениях, М., 1960, стр. 102. )

^** (См. в этой связи следующее заявление А. Мартине: "Даже если бы создатели бинаристической теории основывали ее на внимательном и прежде всего объективном изучении значительного числа языков,- а это далеко от истины,- лингвисты имели бы право остаться при собственном мнении и не согласиться со стремлением бинаристов идти от частных наблюдений (хотя бы и довольно многочисленных) к общему принципу" (А. Мартине, Принцип экономии в фонетических изменениях, стр. 102). )

У А. Мартине легко обнаружить как категорию универсалий существования, так и импликационные универсалии. При этом эти универсалии представляются, может быть, наиболее интересной темой научного творчества А. Мартине и, уж во всяком случае, тем стержнем, вокруг которого располагается большинство его работ.

Принцип экономии у А. Мартине составляет такую же общую основу эволюции языков и их структурного строения, какую бинаризм - у Р. Якобсона. Столь же универсальный характер имеет у А. Мартине теория двойного членения языка, в соответствии с которой по первому членению язык осуществляет определенную группировку данных опыта, а по второму членению единицы первого членения, наделенные значением, подразделяются на последовательные единицы, каждая из которых способна отличать одно слово от другого. "Двойное членение,- говорит А. Мартине,- создает предпосылки для реализации принципа экономии, что позволяет выковать орудие общения, пригодное к всеобщему употреблению и делающее возможным передачу очень большого количества информации при незначительной затрате средств"^*. Обе эти взаимосвязанные категории - принцип экономии и теория двойного членения - представляют универсальные, заранее определенные предпосылки, являющиеся обязательными для всякого приемлемого метода лингвистического описания. На их основе он создает систему импликационных диахронических универсалий (рассеивание, давление, притяжение, смешение и пр.), в соответствии с которыми происходит описание эволюционных процессов языков. Эта система, по определению самого А. Мартине, представляет всего лишь "совокупность реалистических гипотез", подсказанных изучением разнообразных языков. Право их на вхождение в кодекс всеобщих (хотя и импликационных) законов языка должно быть подтверждено дальнейшим изучением материала. При негативных результатах такого изучения закон должен формулироваться более гибким образом - иными словами, те или иные универсалии фактически перечисляются по департаменту почти универсалий.

^* (А. Мартине, Основы общей лингвистики. Сб. "Ноесе в лингвистике", вып. 3, М., 1963, стр. 381. )

Близость методических процедур у Р. Якобсона и А. Мартине настолько очевидна, что не требует дальнейшего доказательства. Вместе с тем не следует делать вывод, что лишь два указанных лингвиста следуют в своей исследовательской практике универсалистским принципам. Они оказались более чуткими к тем веяниям, которые "носятся в воздухе" и значение которых другие лингвисты стали осознавать лишь в последнее время. Нет надобности перечислять имена языковедов, которые ныне решаются вступить на пока еще довольно зыбкую почву нового метода. Можно ограничиться лишь одним и достаточно характерным примером Е. Куриловича, который, заканчивая свой доклад "О методах внутренней реконструкции" (на 9-м Международном конгрессе лингвистов в сентябре 1962 г.), делает следующий вывод: "Коротко говоря, существуют определенные "универсалии" (универсальные законы), управляющие историей языка независимо от его индивидуальных черт". На основе этих универсалий он предлагает "... построить новые "принципы истории языка" (см. книгу Германа Пауля с этим названием), которые, суммируя достижения и опыт структурной лингвистики, заложат новое основание для методов сравнительной грамматики"^*.

^* (См.: Preprints of Papers for the Nineth International Congress of Linguists, Cambridge, Mass., 1962, p. 489-490. )

Такова в общих чертах сущность оформляющегося на наших глазах нового методического направления, для которого отдельные языки со всеми своими конкретными структурными особенностями представляют интерес постольку, поскольку они содержат предпосылки, с точки зрения которых и следует затем подходить к изучению и описанию отдельных языков - как самих по себе, так и в их взаимосвязях со всякого рода экстралингвистическими категориями.

Само собой разумеется, что лингвистика универсалий будет еще подвергаться всякого рода частным модификациям и уточнениям - ведь она находится только на самой начальной стадии своего методического становления, хотя корнями уходит в классическую древность^*. Она не раскрыла еще и всех своих потенций. Но уже теперь ясно, что новый подход дает в руки исследователя мощное орудие познания не только отдельных явлений языка, изучавшихся уже и традиционным языкознанием, но и позволяет вторгнуться в совершенно новые области, бывшие до сих пор недоступными, и тем самым создает основу для значительного расширения границ науки о языке.

^* (См. рецензию E. Haugen в журнале "Language", vol. 40 (1964), N 2, p. 261. )

Новое методическое направление, как показано выше, было подготовлено всем ходом предшествующего развития лингвистики. На первый взгляд может показаться, что мы даже возвращаемся далеко назад- к проблемам универсальной, всеобщей, рациональной, или философской, грамматики, выдвинутым учеными XVII и XVIII веков. В действительности же мы никуда не возвращаемся, а всегда были в кругу этих проблем, но не имели эмпирического метода для их разрешения, рассматривали их умозрительно и по этому признаку отсылали в ту туманную область, которая известна под не совсем ясным именем "философии языка". Прежде чем вплотную заняться этими проблемами, лингвистика должна была накопить опыт работы и нужные знания. Архиосторожный Л. Блумфильд писал в этой связи: "... когда мы будем располагать адекватными данными относительно многих языков, мы должны будем еще вернуться к проблеме всеобщей грамматики"^*. Ныне в нашем распоряжении не только основательный запас "адекватных данных", но и метод для решения самых больших и самых важных проблем языка, к которым проявляют такой жадный интерес представители других наук - как теоретических, так и прикладных,- имеющих дело с интеллектуальными процессами и различными формами поведения человека. Конечно, предстоит еще большая "черновая" работа по систематизации языкового материала с точки зрения новой методики, но, выполняя ее, мы не должны забывать о тех широких исследовательских перспективах, ради которых эта методика фактически и создавалась. А все эти заманчивые перспективы, бесспорно, располагаются на отдельных этапах того большого пути, которым идет наука о языке как деятельности.

^* (L. Bloomfield, Language, N. Y., 1933, p. 20. )

В языке таятся неисчерпаемые и совсем еще не тронутые потенции познания человека и окружающего его мира, но проникнуть к ним можно не через описание языка, а посредством изучения его деятельности.