Тавтология как средство выразительности (С. А. Пугач)

С. А. Пугач, кандидат филологических наук

Персонаж рассказа В. В. Вересаева "Паутина" говорит своей собеседнице: "Мне кажется, вопрос поставлен тобою очень странно. Если человек в каком-нибудь отношении интересен, то, конечно, он в этом отношении интересен. Это тавтология" (здесь и далее курсив в примерах наш. - С. П.).

Термин тавтология (греч. tauto - "то же самое" и logos - "слово") давно вошел в широкое употребление, однако до сих пор понимается не однозначно. Если, например, "Словарь лингвистических терминов" О. С. Ахмановой рассматривает тавтологию только как неоправданную избыточность речи, то "Краткая литературная энциклопедия" и энциклопедия "Русский язык" видят в тавтологии как проявление речевой избыточности, так и специальный прием выразительности. Продолжает оставаться недостаточно ясным и объем самого понятия.

Случайное столкновение слов одного корня настораживает взыскательный вкус. В романе С. Дангулова "Дипломаты" есть примечательные строки: " - Тогда я вам [Белодеду] почти все сказал, - усмехнулся Чичерин добродушно-иронически. - Да, он [Репнин] дипломат, хотя и своеобразный, не столько дипломат-практик, сколько ученый, знаток международного права, очень знающий. Погодите, как я сказал? Знаток... знающий? Как плохо! - воскликнул он огорченно и умолк".

М. В. Ломоносов в "Кратком руководстве к красноречию" (§ 175) советовал остерегаться частого повторения однокоренных слов и одинаковых выражений. А. М. Горький в статье "О литературе" назвал "словесными фокусами" тавтологию во фразе "По-весеннему было тепло неожиданной теплотой ростепели", Не допускать подобных повторений стало традиционным школьным и редакторским требованием. Однако мы еще далеки, особенно в практических сферах речи, от безусловного его соблюдения. И в устном, и в письменном изложении нередко встречаются излишние употребления, ничем не обогащающие ни мысли, ни чувства, например: В результате анализа получены новые результаты; Люди трудятся с трудовым подъемом; Это ему приснилось во сне; Книгу нужно возвратить обратно в библиотеку; В своей автобиографии он пишет (первая часть слова -авто как раз и означает свой); Продолжается процесс развития растений (в слове развитие уже заключена идея процесса); Посмотрите прейскурант цен (иноязычное прейскурант - это и есть перечень цен). Такого рода повторения обусловлены речевой бедностью, незнанием значения слова или невнимательностью.

И все-таки нет оснований для вывода, что тавтология как явление языка в принципе противоречит его природе и эстетическому вкусу человека. Она складывалась веками в речевой деятельности народа. Не случайно стали нормативными сочетания типа белое белье, черные чернила, информационное сообщение, реальная действительность, в которых смысловая избыточность уже не чувствуется.

Славянское, в том числе и русское, народное творчество изобилует тавтологическими формами речи: клич кликать, горе горевать, диво дивное, суета сует, видимо-невидимо, видным-виднешенько, один-одинешенек, жить-поживать, горе-гореваньице, звезда-зорька, грусть-тоска, поить-кормить. Они закрепились в качестве нормативных лексических единиц, смысловая избыточность которых нейтрализована их поэтичностью и экспрессивностью. Так воспринимаем мы, например, знакомый каждому с детства типичный компонент речевого стиля сказок: "Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается". Многие из таких выражений стали устойчивыми речениями, фразеологизмами, пословицами, поговорками: слыхом не слыхать; видом не видать; мал мала меньше; без вины виноват; было и быльем поросло; дружба дружбой, а служба службой.

Возможно, не во всех случаях легко провести убедительную границу между тавтологией-недочетом и тавтологией-приемом. Повод для рассуждения об этом, казалось бы, дают даже выдающиеся художники слова. Так, у Н. В. Гоголя встречаем тавтологическое сочетание почувствовать чувство, которое с точки зрения строгой стилистической критики может показаться неловким: "Какое-то неприятное, непонятное самому себе чувство почувствовал он и поставил портрет на землю" (Портрет). Нужно, однако, принять во внимание, что употреблен этот оборот совершенно сознательно и в системе художественной речи. Поэтому и оценивать его следует не изолированно, а в широком контексте речевой практики писателя, для которого тавтология, как известно, была привычным стилистическим приемом. К тому же это сочетание употребляется у Гоголя не раз. В поэме "Мертвые души": "...везде хоть раз встретится на пути человеку явленье, не похожее па все то, что случалось ему видеть дотоле, которое хоть раз пробудит в нем чувство, но похожее на те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь".

Такое же выражение находим и у Л. Н. Толстого, в стиле которого тавтологии принадлежит важная роль психологического осмысления изображаемого: "Она [княжна Марья] невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами" (Война и мир); "С первого же дня, как он увидал Катюшу, Нехлюдов почувствовал прежнее чувство к ней" (Воскресение).

Тавтология в языке писателей, публицистов, ораторов, как правило, обусловлена контекстом. Это не механическое повторение, не простое дублирование уже выраженного понятия. Хотя М. В. Ломоносов предупреждал против употребления одинаковых или сходных форм в непосредственной близости, но и считал вполне уместным "многократное положение речения [слова] в предложениях" (§ 203), то есть тавтологию как стилистический прием. Такое повторение всегда что-то добавляет, уточняет или экспрессивно подчеркивает.

Какова же природа тавтологии?

Многие существенные стороны этого явления раскрыл известный ученый-языковед А. А. Потебня. Истоки тавтологии он видел в законах развития языка и мышления, в частности в объективном стремлении языка к смысловой четкости и выразительности. В статье "О некоторых символах в славянской народной поэзии" ученый пишет: "...смысл слова поддерживается в памяти народной сопоставлением этого слова с другим, имеющим сходное с ним основное значение. Отсюда постоянные эпитеты и другие тавтологические выражения, например белый свет, ясный - красный, косу чесать, думать-гадать" (Эстетика и поэтика. М., 1976).

А. А. Потебня показал также, как возникает смысловой и эмоциональный эффект тавтологии: "Усугубление в речи одного и того же слова дает новое значение - объективное или субъективное. Первое - когда при сравнении итога с отдельным слагаемым заметна разница в признаках обозначаемого; второе, когда итог указывает на изменение состояния самого говорящего, именно когда повторение слова и оборота вызвано чувством, замедляющим течение мысли, напр. гневом, который располагает к тождесловию" (Из записок по русской грамматике. Т. III. M., 1968).

Существенный признак тавтологии - повторяемость слов для обозначения одного и того же понятия - обусловил ее объем и структурное разнообразие. Ядро тавтологии составляют однокоренные слова и разные грамматические формы одного и того же слома: думу думать, знобит зазноба, крайняя крайность, день-деньской. Характерны именные и глагольные сочетания с творительным падежом: молодец молодцом, туча тучей, гроза грозой, ходить ходуном; с так называемым вторым именительным: закон есть закон, приказ есть приказ; именные сочетания с тавтологическим эпитетом: дальняя даль, тьма-тьмущая, горе горькое. К этому явлению относятся и повторы: "Я остановился в гостинице, где останавливаются все проезжие..." (Лермонтов. Герой нашего времени). Слова, составляющие тавтологию, нередко обозначают разные понятия, что приглушает тавтологичность: "Пахло свежестью, пахло ночными цветами, пахло чуть влажной землей" (Балашов. Бремя власти).

Тавтология лежит в основе ряда стилистических фигур, то есть оборотов речи, предназначенных для усиления ее выразительности. Это - удвоение: "Еду, еду - следу нету" [загадка]; анафора (единоначатие): "В думах моих я все земли прошел, все моря переплыл; в думах моих я все грехи изведал..." (Горький. Весельчак); эпифора (повторение конечных элементов высказывания): "Мне бы хотелось знать, отчего я титулярный советник"? Почему именно титулярный советник"}" (Гоголь. Записки сумасшедшего); градация (последовательное усиление однородных признаков): "Мозг класса, дело класса, сила класса, слава класса - вот что такое партия" (Маяковский. Владимир Ильич Ленин); обрамление (словорасположение, создающее замкнутость высказывания): "...но собеседники все курили и разговаривали, разговаривали и курили" (Л. Толстой. Ягоды).

Тавтология встречается в различных стилях речи, но особенно часто в языке художественной литературы и публицистики, где ей принадлежат многообразные смысловые и эмоционально-экспрессивные функции. Отметим важнейшие из них:

усиление смысловой значительности и убедительности высказывания, выделение той или иной детали описания: "Мир можно сохранить, завоевания разрядки можно отстоять" (Правда, 1982, 4 ноября); "Какая громадная, многовековая подготовительная работа была нужна для того, чтобы выработать такие на вид простые приемы исследования..." (Вересаев. Записки врача);

обозначение длительности или интенсивности действия: "Шли, шли, надо и про ночлег подумать" (Белов. Привычное дело). Это впечатление может усиливаться трехкратным и даже многократным повторением: "Марья-царевна дождалась ночи, развернула волшебную книгу, читала, читала, читала, бросила книгу и за голову схватилась..." (сказка "Поди туда - не знаю куда...");

подчеркивание или уточнение признака предмета: "...солнце садилось, когда я подъехал к Кисловодску, измученный на измученной лошади" (Лермонтов. Герой нашего времени); "Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее" (Гоголь, Майская ночь). С особой отчетливостью уточнительная функция тавтологии проявляется при градационном построении предложения: "...на вершине лежала черная туча, такая черная, что на темном небе она казалась пятном" (Лермонтов. Герой нашего времени);

обозначение большого количества или массы предметов: "И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры... можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров!" (Гоголь. Ревизор);

привлечение внимания к произведениям, газетным статьям благодаря их названиям, заголовкам: За далью - даль (Твардовский); Без вины виноватые (А. Островский); Ни одна даль не далека (Правда, 1982, 12 дек.); Дивное диво (Правда, 1982, 15 дек.); Когда беспокоит спокойствие (Коме, правда, 1982, 2 дек.); Дружит с городом дружина (Комс. правда, 1983, 18 мая);

усиление эмоциональности, патетичности речи: ((Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты..." (Гоголь. Мертвые души); "Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!" (Гоголь. Тарас Бульба);

создание каламбуров, вызывающих комическое впечатление: "И это нисколько не удивительно, а удивительно то, что вы находите это удивительным" (Белинский. Письмо к Гоголю); "Позвольте вам этого не позволить, - сказал Манилов с улыбкою" (Гоголь. Мертвые души). Комическое освещение часто получают особенности речи и мысли персонажа: "Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда" (Чехов. Письмо к ученому соседу);

средство связи частей текста в описаниях, рассуждениях, монологах, в публицистической и ораторской речи и одновременно выделение важного понятия или целой мысли: "Положим, я вызову на дуэль, - продолжал про себя Алексей Александрович, и, живо представив себе ночь, которую он проведет после вызова, и пистолет, на него направленный, он содрогнулся и понял, что никогда он этого не сделает, - положим, я вызову его на дуэль. Положим, меня научат..." (Л. Толстой. Анна Каренина).

Итак, тавтология - сложное, противоречивое по содержанию и разнообразное по структуре явление. Роль ее в языке определяется принятым употреблением, необходимостью в контексте, а также индивидуальным вкусом и мастерством автора. Неоправданное повторение слов и форм - это недостаток, снижающий культуру устной и письменной речи, целенаправленное же повторение - средство смысловой и эмоциональной выразительности.