02.02.2015

Владимир Плунгян: Русский язык – честное зеркало общества

30 января в новосибирском Технопарке в рамках конференции Тотального диктанта с публичной лекцией выступил профессор МГУ, член Совета по русскому языку при Президенте РФ Владимир Плунгян.

Мы публикуем избранные тезисы из выступления известного лингвиста о том, почему расхожая идея «русский язык портится» – всего лишь миф и почему русский язык – самое честное зеркало, отражающее проблемы современного общества.

Сокращение пространства русского языка

Многих волнует вопрос, что происходит с русским языком последние сто лет. Изменения мы, действительно, видим невооруженным глазом.

Есть довольно распространенная система взглядов на изменения в русском языке, можно сказать, особый род мифологии, но мифологии очень устойчивой. Например, практически каждый человек знает, что русский язык «портится». Как он портится? На это, в общем-то, тоже может ответить любой. Во-первых, всех раздражают заимствования, которые засоряют русский язык. Многие удивляются: неужели нам своих слов не хватает? (Быть может, действительно не хватает?) Другая распространенная жалоба – жаргонизмы, низкая и бранная лексика, которые портят язык. Часто можно услышать сетования: неужели нам не хватает языка Тургенева? Но если мы посмотрим чуть шире на вещи, то увидим, что эти жалобы относились ко всем языкам во все периоды истории.

Есть один аспект, с которым действительно трудно спорить, – это количественное сокращение численности носителей русского языка. Хотя прямого отношения к языку это не имеет, но он существует в сознании носителей, и если их становится меньше, то это проблема. Приведу некоторые количественные данные, опираясь на недавнюю статью социолога Арефьева.

Максимальная численность людей, владеющих русским языком, была зафиксирована в 1914 году и составила 140 миллионов человек, что равно 7,9% населения земного шара. Абсолютное число, безусловно, росло, поскольку увеличивалась численность населения страны, но соотношение с числом людей, проживающих на планете, заметно сокращалось. Таким образом, в 1990 году эти цифры достигли значений 312 миллионов человек и 5,9%, соответственно. А вот в 2010 – 260 миллионов и 3,8%. При этом родным русский язык считают всего 144 миллиона человек. Действительно, пространство русского языка сужалось и продолжает сужаться.

Еще одна не очень утешительная статистика касается места русского языка среди мировых языков. Напомню, что мировыми считаются языки, на которых говорят больше 100 миллионов человек. Таких языков существует десять-двенадцать, и русский язык пока входит в их число. Но он единственный с отрицательной динамикой. Если тенденция будет продолжаться, то русский может покинуть десятку мировых языков.

В 1990 году русский язык занимал четвертое место по численности носителей после китайского, английского и испанского. В 2010 он отошел примерно на шестое место, его обогнали хинди и арабский, прежде всего, за счет прироста населения. По прогнозам, русский к 2020 году уступит место португальскому, бенгальскому и, может быть, французскому.

Конечно, численность носителей не так важна, поскольку это величина изменяющаяся. Она связана, в первую очередь, с политическими обстоятельствами. Важно другое – культурная роль языка, его позиция в интеллектуальном мире. Но и здесь не все благополучно.

Во-первых, положение русского языка в системе образования. Насколько хорошо чувствует себя образование на русском языке и насколько хорошо устроено изучение русского языка в качестве иностранного в России и за ее пределами? Очевидно, что идет систематическое вытеснение русского языка из сферы образования, особенно вне России.

Во-вторых, важно обратиться к положению русского в качестве языка науки. Статус мирового предполагает, что язык является функционально полноценным. На самом деле, пока нет такой сферы человеческой деятельности, в которой русский язык не мог бы использоваться. Но положение начинает меняться. Специалисты отмечают снижение числа научных публикаций на русском языке и уменьшение их значимости. Ученые все больше и больше пишут на английском, он становится языком мировой науки, успешно и уверенно отбирая эту функцию у русского. Но верно ли, что на русском языке пишут такие научные статьи, которые весь мир должен непременно прочесть? Сейчас трудно ответить на этот вопрос утвердительно с полной уверенностью.

С одной стороны, есть объективные причины в пользу того, чтобы писать на английском, с другой стороны, этого делать не хочется. Между тем, политика нашего Министерства образования совершенно однозначна: вместо того, чтобы пытаться поддержать русский язык в качестве языка науки, его решительно топят. От ученых требуют печатать статьи на английском. Вероятно, это хорошо с точки зрения управления наукой, но для поддержки языка как полноценно функционирующего – наоборот.

Это, бесспорно, объективные факты, но я обращаю внимание, что все-таки языка как такового, его грамматического и лексического строя, это касается в очень небольшой степени.

«С российской экономикой происходят дурные вещи, а вот с русским языком все замечательно»

Заимствования – естественный процесс для любого языка. Хорошо, если язык умеет «переваривать» заимствования, – это показатель его жизнеспособности. И с уверенностью можно говорить, что все мировые языки наводнены заимствованиями.

Например, специалисты хорошо знают, что такие привычные для русских слова, как «изба», «хлеб», «очаг» и «деньги» – заимствованные. Казалось бы, что может быть более русским, чем слово «изба»? Но это древний германизм, обозначающий «отапливаемое помещение». Слово это древние славяне заимствовали, видимо, у готских племен. То же касается и «хлеба». «Очаг» и «деньга» – очень известные тюркизмы.

В целом можно сказать, что литературный русский язык, тот, что многие ревностно пытаются охранять, – гибрид старого церковнославянского языка с очень большим вкладом славянизмов, галлицизмов и тюркизмов. На самом деле, то, что нам кажется мощной, стройной чистой системой, является продуктом необычайно бурного исторического развития и невероятного конгломерата разных влияний.

Надо иметь в виду, что заимствования появляются не по чьей-то злой воле. Есть конспирологическая точка зрения, что кто-то специально засоряет русский язык, чтобы его погубить. Между тем заимствования никогда не появятся без необходимости.

Казалось бы, зачем нужны заимствования, если есть свои слова? Это обычно раздражает. На самом деле, и необходимость существует. Как правило, действует механизм престижа: свое слово обозначает близкое понятие, но не с тем ореолом – чужое кажется привлекательнее. Есть известный текст Маяковского, который очень точно описывает этот процесс (хотя пример не самый удачный, языковая интуиция Маяковского не всегда работала):

Был монтером Ваней, 

 Но в духе парижан 

 Он присвоил звание 

 Электротехник Жан. 

Наивна точка зрения, что творческие силы языка, заимствующего слова, иссякают. Это неверно. Язык может много заимствовать и прекрасно использовать внутренний потенциал.

Понятно, что русский язык вобрал колоссальное количество экономических терминов: «бюджет», «финансы», «кредит», «менеджмент», «дефолт», «биржа» и другие. Кажется, это сфера, где русскому языку нечего делать. Но и здесь, согласно исследованиям, мы находим очень своеобразные русские слова. Например, «взятка». Или появившиеся на наших глазах «откат» и «распил» – слова, обозначающие непереводимые понятия. Обратите внимание, какие это тонкие, точные, блестящие метафоры. Да, с российской экономикой происходят дурные вещи, но вот с русским языком все замечательно. То есть нужно четко отделять явления языка от явлений жизни.

Еще один важный аспект состоит в том, что заимствованные слова, как правило, меняют значение – встраиваются в систему принимающего языка. Прибегну к очень старому примеру: в русском языке есть слово «гонор», пришедшее из польского. В первоначальном (заимствованном из латинского) варианте «honor» оно значит «честь», но русский «гонор» – это особый тип поведения, ничего общего с честью не имеющий.

Не вульгаризация, а экспрессивное замещение

Общим местом стали вопросы о том, куда же делась высокая лексика. Надо иметь в виду, что именно сниженная лексика является постоянным и практически единственным источником дополнения лексического фонда абсолютно во всех человеческих языках. В свое время один из героев Стругацких говорил: «Мы будем делать добро из зла, потому что больше его неоткуда брать». Так вот и язык берет новые слова из низовых пластов, потому что больше, как правило, брать неоткуда. Этот известный механизм называется «экспрессивным замещением».

Появляющиеся в языке слова должны быть экспрессивнее уже известных, а эмоциональнее сленга и жаргона ничего нет. Они попадают в основной пласт и постепенно «выветриваются», теряют экспрессивность и заменяются новыми. Может быть, этот процесс сейчас чуть-чуть усилился, мы его больше замечаем, но он абсолютно нормальный.

Если искать аналогии, то можно вспомнить современные романские языки, которые являются наследниками латыни, но не классической, а «вульгарной», которая отражена даже не во всех латинских памятниках. Этот чудовищный, с точки зрения римского гражданина II-III века, язык лег в основу всех современных романских и породил богатые и гибкие системы французского или, например, испанского языка.

В этой связи можно вспомнить стихотворение Семена Липкина «Молдавский язык»:

Слышишь медных глаголов дрожанье? 

 Это римские речи звучат. 

 Сотворили-то их каторжане, 

 А не гордый и грозный сенат. 

 … 

 Что мы знаем, поющие в бездне, 

 О грядущем своем далеке? 

 Будут изданы речи и песни 

 На когда-то блатном языке. 

Именно так и происходит, и бояться этого не стоит.

Что делать?

Главная ошибка, которую не нужно совершать: не смешивайте процессы, происходящие в обществе, с языковым отражением этих процессов. Никто не скажет, находясь в здравом уме, что наше общество переживает благополучные времена. Но из этого не следует, что русский язык гибнет и разрушается. Скорее, напротив – он очень хорошо отражает все процессы.

Язык – честное зеркало. Поэтому мы, глядя в него, как вообще свойственно человеку, начинаем пенять на отражение. Язык ни в чем не виноват. И никто его не портит, потому что качество языка – это способность отражать жизнь. Это качество русского языка совершенно не пострадало. Да, меняется лексический, грамматический состав языка, но эти изменения – не порча. Переход от весны к лету мы ведь не считаем порчей весны?

Главное, что мы можем сделать для языка, – изучать его действительное, а не воображаемое состояние. Например, есть такое мощное средство описания и изучения языка, как электронный корпус текстов, куда входит все, что на этом языке создано. Здесь русский язык отражен в настоящем, не причесанном, но очень интересном виде.

Чего же нам делать не стоит? Не нужно бороться с теми явлениями, которые в языке происходят. Он, как явление природы, не подвластен человеческому сознанию, и никому еще воздействовать на язык не удавалось.

Подготовила Анна Горбунова

Источники:

1. baikal24-nauka.ru