Конструкторы. А. Скрыпник

Мы прощались. Это было вечером. Весь четвертый этаж, который занимали конструкторы, давно опустел. В гулком коридоре гремела ведром уборщица. Главный конструктор, молодой, энергичный, еще не остывший от многотрудного суматошного дня, уже на пороге вдруг предложил:

- Может, в цех заглянем? Заодно я покажу нашего "шумливого ребенка", как его назвал японец.

Посреди высоченного пролета стоял застекленный куб и в нем, как на витрине, станок, уменьшенную модель которого я видел в кабинете Главного.

- Почему за стеклом? Так точность на микроны считаем, - пояснил Главный. - Такая вот продукция. Это новый наш, шлифовальный...

У станка, не обращая внимания на нас, тихонько переговаривались трое.

- Кто это?

- Конструкторы.

- Рабочий же день кончился.

Главный сказал:

- У конструктора рабочее время - вся жизнь, без перерыва на сон. Иной раз ведь и во сне идея приходит.

В одну из наших встреч я спросил Стяпонаса: взволновался ли он, когда предложили главным конструктором такого крупного объединения.

- Еще бы! Выпускаем станки особо высокой точности, делительные столы для них нашей же разработки. Одним словом - фирма. - Он помолчал и добавил: - Но не это меня озаботило больше всего.

- А что же?

И он рассказал о том, как получили они однажды заказ - разработать новый станок для строящегося завода. Сверху давили:

- Давайте план.

- Но до пуска еще вон сколько времени.

- План трещит!

План дали. А над станком-то еще бы работать и работать.

- Стыдно до сих пор...

- Вы-то кем тогда были?

- Рядовым, а все равно совестно... Да я не о том... Скажите, - вдруг в упор спросил он, - подлинное творчество может быть плановым?

Вот такой он человек, этот Стяпонас Стапуленис - очень неожиданный в размышлениях своих о жизни, о работе, о сегодняшнем дне. Обостренное чувство совестливости - оно всегда в нем жило, оно стало его натурой. Еще с детства. Бывало, пошлет его отец в ночное с лошадьми, а там раньше гипсовые карьеры были, провалы остались - страшно. Домой тянет, да нет, как же - лошадь некормленая...

В шестьдесят пятом Стяпонас впервой приехал в Каунас и провалился на экзаменах в политехнический. Старший брат Йозас уговаривал поступить в медицинский:

- Три сестры у нас медики. Если и ты пойдешь - династия.

Стяпонас рассудил по-своему:

- Меня к технике тянет. Ну как кончу я медицинский, а врача из меня не получится? А просто так работать - совестно...

Устроился подсобным рабочим в типографию, а учился в вечернем, на факультете автоматики. После взяли в НИИ техником, а уже оттуда - на завод "Прекалас". Он теперь входит в объединение.

Когда армию отслужил, тут-то и пошел в конструкторы на "Прекалас". Конструктор - это звучало. Он гордился. Его первым учителем был Башлыков Федор Мартынович. Помнится, делали узел редуктора для волочильного станка. Стяпонас предложил свой вариант, кое-что улучшил, как ему казалось. Не приняли. Федор Мартынович посоветовал:

- А ты еще подумай.

Он крутил и так и сяк. Пошел в цех к ребятам, вместе ломали голову: вроде бы что-то и есть, но опять же не то. Стяпонас совсем упал духом.

- Не будет из меня конструктора, Федор Мартынович.

- Это почему же?

Говорят изображения, схемы, карты

- Так осечка.

- Но ты думал?

- Конечно.

- Так это же хорошо. Конструктор - это человек, который думает. Творец! - возвышенно заключил Башлыков.

Спустя какое-то время прошел по заводу слух - сокращение.

- Это кого же будут?

- Кого? Ясно: конструкторов да уборщиц. Не рабочего же. Он сегодня живую продукцию дает.

Стяпонас свое сказал:

- Но конструктор думает для завтрашнего дня.

Сократили конструктора Башлыкова, сорок лет проработавшего на заводе: у него было среднее техническое образование.

Недавно представитель японской фирмы был в конструкторском: станок они разрабатывают для японцев. Много смотрел, много хвалил. Но вот деталь:

- Это - высокий класс! - показал на один станок. - Но дизайн!..

У него даже лицо перекосило, как от зубной боли.

Стяпонас слушал, глядел и вспоминал уроки старого Башлыкова. Бывало, делали что-нибудь, и он:

- Вот эту ручку поизящней бы...

- Так стандартное же оборудование.

- Но глаз же радует, человек охотнее работать будет.

Сам Башлыков был творцом. Говорили: "Федор Мартынович за кульманом не чертит, а рисует".

Вечером как-то заглянул к Башлыкову на дачный участок. О том о сем поговорили. Между прочим, предложил:

- Федор Мартынович, не вернулись бы?

Старый конструктор улыбнулся:

- Поздно мне... Расскажи лучше, как ты там?

- Спросите что-нибудь полегче.

Трудно ему... Трудно и многое непонятно. Научно-исследовательский институт присылает к ним в объединение свои чертежи. А уж они тут должны их доработать, сделать образец, довести до ума и подготовить для серийного производства. Но, боже мой, что же они получают!

Вот Стяпонас проходит мимо комнаты, ребята сгрудились над чертежом:

- А это что? Это ж и коню понятно: вот привязка винтов к столу...

- Так тут же восемь миллиметров в сторону...

И великое зло берет Стяпонаса, хочется ему крикнуть:

- Вы что там? Да вы дайте нам волю, и наши ребята в сто раз лучше все сделают.

Крикнуть бы... Он с тоской думает, что год в новой должности, и планов и идей у него множество, но когда ж за них взяться, если лавина бумаг, если каждую деталь, каждый новый винтик надо согласовать.

Они пишут в НИИ - такой-то станок не пойдет: за рубежом уже более высокого класса. В ответ: верните чертежи, пересмотрим. Опять пошла канитель.

Сколько возились они с координатно-шлифовальным станком. Десятки согласований с головным институтом, заказчиком. Станкоимпортом. Сотни подписей. А потом экспертиза, а регистрация в Госстандарте!

Он грустно шутит, рассказывая про свои мытарства Башлыкову.

- Мистика, - поднимает брови Башлыков.

- А вы говорили когда-то: "Конструктор - это творец".

- Творец, истинно творец, - загорается Федор Мартынович, глаза его сияют по-молодому. И Стяпонас верит ему. Так же, как он верит в Ромаса Мартинайтиса. Он у него возглавляет бюро координатно-расточных станков.

В отличие от Главного, твердо убежденного, что у конструктора рабочее время - вся жизнь, без перерыва на сон, Ромас Мартинайтис считает, что конструктор не может работать больше четырех часов в день.

- Почему? - переспрашивает он. - Во-первых, тонешь в бумагах и согласованиях, во-вторых, это ж серьезный умственный труд. А в-третьих, за такую зарплату сколько работать. Платят-то конструктору - слезы...

Но это он только на словах такой. На деле же - днюет и ночует на заводе, раз надо. У него ослепительно синие глаза, густая седина и прямой колючий характер. И еще - талант изобретателя. Это у него, как говорится, "от бога".

Вот многие еще раньше, при старом начальстве ушли из конструкторского: Гинтас Масюлис, молодой, перспективный. Ромас отзывается о нем тепло. Арунас Кро-пис перешел на другую работу - премиальные пообещали. Йозас Кнеше тоже на большую зарплату позарился. Ромас и не осуждает их. Да и как судить. Встретил недавно Йозаса:

- Как на новом месте?

- Скукота, да платят больше. Ты-то как? Не собираешься?

Ромас теребит шевелюру:

- Куда я? Вот японец был с год назад, мы для них станок делаем. Ходил, глядел: все ничего, да, мол, крикливый ребенок - много шума. Но испытывал на драконовских режимах.

- Тебе-то что?

- Так довели мы станок до ума. А чем мы хуже японцев?

Когда Стяпонас иной раз задумывается о своей жизни, о будущем своего конструкторского отдела, о судьбе тех, кто работает у него под рукой, и придет иной раз шальная мысль: а вдруг опять очередное сокращение. Кого? Только не Мартинайтиса. Потому как талант. "Сам себя подведу под сокращение, - смеется он в душе. - А что? Новое мышление! И если уж говорить о таланте - конечно же, Ромас талантливее меня, хотя я, так сказать, и начальник. А для дела что главнее? То-то..."

Летом сдавали координатно-расточный цифровой станок с индикацией. Это, так сказать, по ведомству Мартинайтиса. Сам он в те дни, когда сдавали опытный образец, спал вполглаза. Лето было душное. Рабочие комнаты опустели. Все переместились в цех. Хотя там от накала страстей было еще жарче.

Мартинайтис сильно переживал. Не от боязни, что "не пойдет". От волнения: это же как дитя рождается. Образец, а от него потом пойдут другие, целое поколение.

И хотя все шло хорошо, Мартинайтису бы радоваться больше всех, только на этом станке - три его оригинальных изобретения. А у него вот что-то скребет в душе: можно бы лучше. Станок этот хорош. Но если по большому счету - так это, же вчерашний день. Нужен-то уже новый, с ЧПУ. Нет, не дело это, размышляет он, пока представители разных комиссий судят и рядят по поводу новорожденного их дитяти.

На станке, который они вот теперь сдавали, - колонна перемещалась вертикально. Так задумано проектом. Мартинайтис собрал своих, думали-думали и предложили: колонна будет стационарной, а по ней - перемещается шпиндельная головка. И все получалось очень даже неплохо.

Но демагоги у нас не перевелись, более того, в бурное время перестройки они стали шумливее. На техсовете кто-то сказал:

- Мы должны равняться на мировые образцы. Вот швейцарская фирма "Хаузер" ставит вертикальную колонну.

- А если мы хотим лучше мировых?

- Сначала дотянитесь! - только и было сказано.

Спустя какое-то время фирма "Хаузер" тоже стала делать стационарную колонну.

Я спросил:

- Любопытно, кто же из ребят предложил по-новому делать колонну.

Мартинайтис махнул рукой;

- Теперь это уже неважно. Важно другое: талантливый человек.

- Есть у вас таланты?

- Я убежден - талант есть в каждом человеке, его только надо развить... У меня сын, он учится во втором классе. Знаете, какой я поддерживаю и развиваю в нем талант? - прищурил глаз, хорошо, вдруг так открыто улыбнулся. - Честного, доброго человека. - Помолчал и спросил: - А что, этого мало?

...В армии Стяпонас Стапуленис служил танкистом, заряжающим. В экипаже у них были, кроме него, - русский, украинец, эстонец и испанец. В общем, нового и удивительного в этом факте не было. Но вот какую психологическую деталь он наблюдал: контакт, сплоченность, чувство локтя проявлялось не только в трудную минуту, а такое тоже случалось, но и когда делали одно, общее, интересное дело. Тогда загорался один, и от него, как от спички, другие. И дело шло споро. И жилось дружнее. А от этого одного, который загорался первым, так много зависело. Вот так же, как теперь от него, когда стал он Главным конструктором.

Может, в другое время он отнесся бы к факту своего выдвижения как к должному. Может быть, раньше. Но не сегодня. Не то время. Не то. Надо действовать. Нужна конструктору самостоятельность творческого мышления. Не надо сильно озадачивать его. Не надо давить на него и требовать выполнения плана. Главный инженер объединения умнейший товарищ Сакалаускас как говорит: "Госплан спускает нам план и за планом видит цифру. На то он и Госплан. А ты руководишь конструкторским коллективом. Так ты, выполняя план, должен видеть за ним творческую личность..."

Вдруг Стяпонас спохватывается: это кому же я говорю. Я сам себя убеждаю...

...Он поднимается без десяти шесть. Отец его, лесоруб, затемно уже отправился на смену. Владас наскоро завтракает и выходит из дома. Зябко притихший маленький город Казлу Руда еще спит весь в белом осеннем тумане. Пригородным не согревшимся еще утренним поездом Владас едет на работу. Прислонив голову к окну, закрыл глаза, но не спит. Он думает о том, как это здорово, когда на работу едешь в радость. Оттого, что нравится и ладится дело. И еще оттого, что встретит он сейчас и своего начальника Геринаса Будениса. Он у них ведает бюро шлифовальных станков. Начальник - громко сказано. Геринас одних лет с ним, но есть в парне что-то такое, что чувствуешь: этот знает и умеет больше, чем ты.

Потом сядет Владас на свое место за кульманом в конце комнаты у самого окна и будет колдовать над шпиндельной головкой. Если что не заладится, в цех отправится. Может, там мужики что присоветуют: мастер Антанас Сиротавичус, слесарь Аль-гис Рамонас.

Владас Жамайтис после учебы в машиностроительном немного пЬработал инженером на кафедре. Но тянуло на производство: он ведь конструктором был из института выпущен. В июле восемьдесят второго года пришел в объединение, в бюро шлифовальных станков. На это самое место у окна.

Стучит-перестукивает поезд по рельсам, пересчитывает стыки, не спеша, монотонно, а спать не хочется. Очень хочется скорее добраться до завода, до привычного места у окошка, которое выходит прямо на солнце.

Первую свою работу в конструкторском Владас хорошо помнит. Сначала были чертежи, потом переговоры с фирмой "Сименс". Владас участвовал при доводке опытного образца. Тогда-то и подружился с Антанасом, с Альгисом. Сколько раз выручали. Бывало, придет к Альгису:

- Пожалуйста, переделай.

Тот ворчит:

- Тоже мне, Эдисоны. Было же хорошо.

- Так надо лучше. Лучше, чем фирма "Сименс".

Тот станок они сдали. А теперь его усовершенствуют. Потому, думает Владас, что настоящей творческой мысли нет предела...

И уже подходя к заводской проходной, Владас думает: что-то еще важное ему предстоит сегодня. Ну да, он обязательно встретит в коридоре Главного. А когда он его видит, увереннее чувствует себя на этой земле...

Главный конструктор Стяпонас Стапу-ленис только еще начинает...