Древнерусский язык и отзвуки праславянского

Гривна терпеливо слушает пение, но не произносит свое гоп-гопля. На удивленный Настин взгляд отвечает:

- Это все. Возвращаемся.

- Как так? Ты же обещала...

- Рассказать про русский язык. И рассказала. Дальше уже другой язык - древнерусский, отец русского, украинского и белорусского. В XIV в. он перестает быть самостоятельным языком.

- Вот и давай доберемся до эпохи, когда праславянский был живым.

- Такого уговора не было. Для этого нужно другое путешествие.

- Но ты обещала, что мы посетим моих прямых предков вплоть до самого первого, до пращура. Который тебя выковал.

Гривне и самой, честно говоря, хотелось путешествовать дальше. Но... надо знать меру. Возвращаясь в сегодня, она все же решила рассказать Насте очень кратко о древнерусском языке.

- Знать - значит любить. Нельзя любить то, чего не знаешь. Древний лик Руси, вятического края поразил бы тебя и навсегда вошел в сознание волнующим чувством Родины, широким, как бескрайние российские просторы, и глубоким, как вековое бытие русского народа. Перемены языка отнюдь не старческие морщины, его движение не старение. Развиваясь, он даже молодеет. Вечное в скоротечном!

Но и древнерусский язык, а до него праславянский не были отсталыми или неразвитыми. Вспомни слова лектора в университете о прогрессе языка. Едва ли какой другой язык в мире может быть сопоставлен с нашим в той сложной истории, какую он пережил. Машина времени раскрывает преемственность опыта русских людей и их соседей, которую обеспечивает язык. Как один и тот же персонаж в разных сценах и возрасте определяет свой характер, так и язык, веками применяясь к потребностям жизни, доходит до нас сокровищницей всей прошедшей истории нации. Язык хранит и бережет опыт, передавая завет и урок изначальной судьбы, смысла жизни. Язык - это народная память.

Языковые процессы связаны с природой, особенностями жизни, историей общества через свои внутренние механизмы. Ты посмотрела на развитие языка в городских условиях, в деревенских оно менее осознанное, инстинктивное. Это детство языка, когда эмоции сильнее разума. Да и в юности они неотделимы от ума, между ними нет конфликта и действуют впечатления от окружающего мира. Взросление языка связано с городом, именно с ростом городов развился древнерусский язык, выделившись, вместе с другими славянскими, из общего праязыка. Да и распад древнерусского, развитие его главной, великорусской ветви связано с превращением полудеревенского Москова в городскую Москву.

Однако русский язык перенял от древнерусского первородное прямодушие, чувствительную красоту, природную образность и добавил к ним силу и логику, изощренность, гибкость, тонкую выразительность. Язык не только свидетель, но и участник жизни. Духовные ручейки, питающие реки народной жизни, порождают в нем нравственные ценности, делая его важнейшей частью национальной культуры. И язык определяет видение мира с высоты хранимого в нем труда поколений, их нравственности. Русский язык - особый, животворящий, полный разума. В нем столько музыки и столько красоты. От природы заложенные неисчерпаемые силы помогли ему запечатлеть славную историю русского народа, пронесшего сквозь века успехов и бед, радостей и горестей страсть к победе, думы о справедливости, жгучее стремление к свободе, веру в свое предназначение возглавить общечеловеческие преобразования. Великий язык великого народа!

Нельзя, конечно, сравнивать проповеди и княжеские речи на древнерусском языке с произведениями русских классиков, но и они прекрасны. Да и повседневный язык древних русичей был ярок, образен. Твои предки вплоть до XIV в. грамоты и письма не знали, но говорить умели. Если бы ты послушала своего дальнего, 28 раз прадеда по прозванию Гудошник! Как складно, умно, увлекательно рассказывал он про свои путешествия по городам Киевской Руси X в. Такие вот мастера устного слова и помогли ученым-летописцам составить великолепную "Повесть временных лет". От Гудошника ты бы услышала и семейное сказание о пращуре твоем вятиче, который с первыми поселенцами пришел на берега Москвы-реки и которого звали еще по-праславянски - Ворбь.

- Если нам с тобой когда-нибудь доведется еще попутешествовать, - Гривна совсем увлеклась, - мы заглянем к Кузьме Воробью, деду того твоего предка, кто юнцом сражался под стягами Дмитрия Донского, путешествовал с купцами и женат был на гречанке с Азовского моря. Ювелир-литец, он жил в Великом посаде, когда стены Московского детинца были еще деревянными. Он любил посудачить о том, что иго татарское не вечно и какой молодец Иван Калита и другие начальные собиратели русских земель вокруг Москвы. Он жалел, что единый со времен Киевской Руси древнерусский язык начинал распадаться...

Потом мы побываем в Москве, еще городе-деревне, накануне нашествия Чингиз-хана. В доме хромого кузнеца Акакия Воробья услышим первые особенности в древнерусском языке, из которых потом родится московская да и вся великорусская речь: был в МАскве, хАдил пА дАске, гАвАрил на А - кАрова да кАзА...

Побываем еще в XII в., у Воробьев, которые кричники - выплавляют железо из болотной руды. А там и прямо к истинным вятичам - в их поселение Москов, или, как его еще называли, Кучково. Если древнерусский язык тебе отчасти понятен, то их речь, в которой слышны праславянские отзвуки, будет совсем темна, чужда. В ней, например, действует закон открытых слогов, отчего все слова звучат иначе, делятся на слоги не так, как потом (не рас-те-ние, а ра-съ-те-ни-е). Нет и противопоставления твердых и мягких согласных, зато есть не известные тебе гласные. Помнишь, о них университетский лектор говорил. Даже знакомое слово звучит так, что ни за что не узнаешь, да и значение у него часто совсем иное. О грамматике и говорить нечего - совсем другая.

Настя, наконец, улучила момент, чтобы перебить увлекшуюся Гривну:

- Расскажи про пращура. Почему его звали Ворбь?

Гривна помолчала. Свой ответ опять начала издалека.

- Процесс языкового развития неровный. Бурные перестройки, в которых язык нередко перестает быть собой и превращается в новый или несколько новых языков, чередуются с длительной дремотой, застоем. Как река, то плавно несущая свои воды по глади равнин, то низвергающаяся водопадом в горных ущельях. Он резко изменился в IX - X вв., переходя от праславянского к древнерусскому состоянию. Древнерусский язык развивался медлительно, сохраняя свою идентичность до XIV в., когда ускоренная перестройка привела к его распаду. В истории великорусской ветви затем был период относительной устойчивости; потом опять наступила ломка: нового языка, правда, в XVIII в. не получилось, но все же качественное отличие старорусского языка от современного русского, как ты видела, очевидно.

Вот и праславянский язык довольно неизменно существовал столетия, а потом вдруг перестал быть адекватен сам себе. Славянская речь растекалась по всей Восточной Европе в VI - IX вв. Несущие ее племена в разных местах сталкивались с разными аборигенами; родные вятичи, например, с финно-уграми. С кем поведешься, от того и наберешься! Да и родство забывается, если его не лелеять: с глаз долой - из сердца вон. Так вот и получился сам древнерусский язык, в параллель древнеболгарскому и другим на юге, древнепольскому, древнечешскому на западе.

Вот тебе один пример, как именно расходились эти языки. Когда-то праславяне, еще очень близкие ко всем индоевропейцам, имели слова берг и борда (у немцев и сейчас - Berg, Bart). Потом у них начал действовать закон открытых слогов: они как бы разучились произносить слог, если в нем нет на конце гласного звука. Так сейчас узбеки и другие тюрки не выговаривают стол или встреча и вставляют гласный призвук, разделяя по-своему слоги: [сЪтол], [вЪсЪтЪреча]. Славяне преодолевали трудность по-разному: южные удлинили гласный и переставили его - брег, брада, западные лишь переставили его - брег, брода, восточные развили второй гласный, полногласие - берег, борода. И слов таких очень много: глава - голова - глова (правда, в современном польском О здесь читается как У - [глува], хотя пишется glowa), крава - корова - крова (по-польски krowa), млад - молод - млодый и т. д.

Древнерусский язык

Любой язык - система, закономерно связанная со смежными: отличная от предыдущей и последующей, она лишь видоизменение предшествующей и прообраз будущей. Перемени хотя бы точечку, картина уже не та, но здравый смысл сочтет ее новой, когда таких точек, штрихов, мазков накопится действительно много. Расхождений между речью славян к IX в. было уже столько, что они стали не понимать друг друга.

- А теперь ответ на твой вопрос, - с доброй иронией сказала Гривна. - В мире, который моложе тебя на тысячу с лишним лет, твоего пращура прозвали по имени птички, которую он напоминал своим веселым нравом непоседы, песенками и пружинистой походкой, - Ворбь. Вербь - звербь, ворбь - зворбь - так слышался древним звук, который ты сейчас изобразишь как чик-чирик. В этом слове неприемлемый закрытый слог тоже был преодолен: на юге стали говорить врабь, на западе вробь, на востоке воробь. Наверно, долгое время все славяне могли понять это слово, как бы оно ни произносилось: сами, скажем, предпочитали говорить вороб, подтрунивали над теми, кто произносит враб или вроб, но знали, что это старое и общее неудобопроизносимое ворб. Это потом забыли, и теперь не сразу сообразишь, что русскому воробей соответствует общекнижное и южнославянское врабий (у современных болгар врабче, у чехов vrabсe), а также польское wrobel - так что, живи твои предки в Варшаве, была бы ты Настя Врубель. Между прочим, финны заимствовали у славян это слово в форме varpunen; и у них оно бывает фамилией.

Насте очень понравился Гривнин пример. Подумать только, какой древностью веет от ее, казалось бы, самой что ни на есть простой фамилии! Что же объединяет меня, москвичку Воробьеву, и пращура Ворбя? Клеточка, ген? Или хранящаяся века Гривна? Нет, нас всех объединяет чудо языка.

- Язык - не просто звуки, в нем труд, и пот, и муки, шум лесов, цветение поля, волны радости народной. В нем разум класса, кровь и воля от давних дней и по сегодня. В нем живет, скорбит, негодует, верит, смеется сам народ. Язык окрашен переживаниями людей и не внимает равнодушно добру и злу. Именно язык не дает народу рассыпаться, забыть себя. Во всем роль языка: в центростремительной государственности на общей территории, в цементирующей культуре, в объединяющем торгово-хозяйственном обороте, науке и технике, в общих социальных задачах и идеалах. Что было до меня на той земле, где я живу и где жили предки, что за язык их и нас объединяет, помогая сделать из земли то чудо, что зовется Москвою, Россией, Советским Союзом? Знать это - врожденная потребность человека, основа основ. Сколько сил, ума, труда вложено в наш род! И в Москву, в русскую славу, в русский язык!

Прозорливый ум давно отметил величие пространства, коим русский язык повелевает; отсюда вывел его великолепие - пристойное испанскому, живость - не хуже, чем во французском, крепость - как в немецком, нежность - как в итальянском, сверх того богатство, сильную в изображении краткость греческого и латинского языков. Эту ломоносовскую мысль развивал Гоголь и другие писатели, еще более и далее раздвинувшие русскому языку границы, показав все его пространство. По любви к отечественному слову они во всем блеске ума и таланта показали его изобилие, богатство, силу, гибкость, легкость в выражении нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся.

Воробьевы

История языка, по их мнению, раскрывает характер народа, говорящего на нем. Свободный, сильный, богатый, он возник раньше, чем установились крепостное рабство и деспотизм, и представлял собой постоянное противоядие пагубному действию угнетения; он не потерпел ига татарского и владычества чуждых наречий в священных пределах своей словесности.

По Гоголю, сердцеведением и мудрым познанием жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумывает свое, не всякому доступное умно-худощавое слово немца; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырывалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово. Герцен считал русский язык гибким и могучим, способным выражать и самые отвлеченные идеи германской метафизики, и легкую сверкающую игру французского остроумия. Гоголь дивился драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное название драгоценней самой вещи. Карамзин свидетельствовал: язык наш выразителен не только для высокого красноречия, живописной поэзии, но и для нежной простоты, для звуков сердца и чувствительности.

- Русский язык! - восклицал А. Толстой - Тысячелетия создавал народ это гибкое, пышное, неисчерпаемо богатое, умное, поэтическое и трудовое орудие своей социальной жизни, своей мысли, своих чувств, своих надежд, своего гнева, своего великого будущего... Дивной вязью плел народ невидимую сеть русского языка: яркого, как радуга, вслед весеннему дождю, меткого, как стрелы, задушевного, как песня над колыбелью, певучего... Дремучий мир, на который он накинул волшебную сеть слова, покорился ему, как обузданный конь...

Нет, не случайность, что русский язык стал всемирным, усилив свое и других славянских языков участие в историческом процессе человечества. Есть что ценить и чем гордиться! Есть что хранить и беречь!

И не в музее, на бархате, как Гривну. Язык живой, как жизнь, он меняется. Он хранит историю - в книгах, в памяти народной, в том, что принято называть душой народа. Из него выплывают ярлык, аркан, ясак, поле Куликово, Бородино, Орловско-Курская дуга, колхоз, совет, спутник, жир, дружба. И как хорош современный телевизор со старинным названием " Славутич "!

Настя подытожила: интересное ретро у меня вышло. Немыслимый ты город, Москва. Защитила, отстроила, объединила, возглавила. Всегда живет в москвичах ощущение, что все еще только начинается, что впереди за далью даль.

Вспомнилось пушкинское: "Бескорыстная мысль, что внуки будут уважены за имя, нами им переданное". Сбылось! И наш патриотический долг - беречь русский язык, заботиться о нем. Долг перед героическими предками и перед грядущими потомками. Нечего бояться: язык русский силен и смеет взглянуть на себя со стороны, высмеять свои недостатки. И Настя смеется над жаргоном Липочки, да и над своим собственным. Пора бросить эти "возникать", "балдеж", "лажа", "нон-стоп"... Культура речи - священный долг, почетное право советского человека. Уровень культуры общества зависит от меры его внимания к своей речи, от осознания проблем обращения с языком, от престижности лингвистических знаний. О культуре страны свидетельствует отношение человека к человеку, участие в общей жизни, обычаи ежедневного быта. И ревнительство языка.

Часы, по которым мы живем, отсчитывают второе тысячелетие. Стрелка компаса знала отклонения, но вела по верному пути. Что сохранить из традиции? Чем мы сильны? Что мы сделали для себя и для всего мира, мировой культуры, человечества? Что язык наш взял у других и что им дал?

Осознать и знать историю, оглянуться, чтобы собраться с силами, новым взором на себя взглянуть, продолжить путь, раз он того стоит. Это необходимо для развития нашего языка, который мы обязаны передать как драгоценнейший дар потомкам. Это необходимо для поверки нравственности, которая нами движет в бурном океане всех современных проблем.

Как клятву повторяет наша героиня пронзившие ее слова великой русской поэтессы А. А. Ахматовой, написанные на гребне трудного военного 1942 года:

 И мы сохраним тебя, русская речь,
 Великое русское слово.
 Свободным и чистым тебя пронесем
 И внукам дадим, и от плена спасем 
 Навеки.