Обращения меняются

Товарищ Васильев! Гражданин Васильев! - это обычное сегодня сочетание индекса с регулятивами. Но, конечно, не любое сочетание регулятив + индекс принято. Например, обращения Товарищ дедушка или Уважаемый товарищ дедушка покажутся весьма странными в письме внука и еще более странными - при устном общении. На язык начала XIX в. их можно "перевести" примерно так: Милостивый государь дедушка! Было бы ли это и тогда столь же странным?

Представьте себе, нет.

Милостивый государь дедушка Афанасий Николаевич,

Спешу известить Вас о счастии моем и препоручить себя Вашему отеческому благорасположению, как мужа бесценной внуки Вашей, Натальи Николаевны. Долг наш и желание были бы ехать к Вам в деревню, но мы опасаемся Вас обеспокоить и не знаем, в пору ли будет наше посещение...

Это пишет А. С. Пушкин 24 февраля 1831 г. А. Н. Гончарову, деду Наталии Николаевны. Письмо имеет полуофициальный характер, и в конце его обращение должно повториться:

С глубочайшим почтением и искренно сыновней преданностию имею счастие быть, милостивый государь дедушка,

Александр Пушкин.

А вот еще одно письмо. В 1802 г. его написала Екатерина Александровна Радищева, дочь А. Н. Радищева.

Милостивый государь дедушка и милостивая государыня бабушка.

Катерина Радищева.

В XVIII и начале XIX в. обращение милостивый государь дедушка не удивляло: это была норма.

Странным показалось бы сегодня и обращение, составленное из нейтрального регулятива и имени и отчества: товарищ Анна Петровна или товарищ Николай Николаевич. А вот в повести Ф. М. Достоевского "Село Степанчиково и его обитатели" к одному из героев обращаются так: "сударь Степан Алексеевич". И такая норма существовала.

Не только отдельные сочетания регулятивов с индексами и их оценка сильно изменяются с течением времени, но меняются, конечно, и сами индексы и регулятивы. И не могут не меняться! Ведь обращения самым тесным образом связаны с отношениями между людьми и чутко откликаются на развитие общества. Медленнее меняются обращения неофициальные, обращения друг к другу людей близких: родственников, друзей. Быстрее - обращения официальные.

"Катеринушка, друг мой сердечнинькой, здравствуй!" - так начинаются многие письма Петра I жене Екатерине Алексеевне. "Любезнейшая племянница наша", "Любезная племянница", - обращается Петр I к дочери своего брата. Однако обращение к нему племянницы гораздо менее свободно: "Милостивейший Государь мой дядюшка и батюшка, Царь Петр Алексеевич, здравствуй на множество лет!" Разница эта вызвана и тем, что Петр - царь, и тем, что отношения между мужчинами и женщинами в семье той эпохи не были равноправными. Неравноправие женщин требовало закрепленного традицией выражения большей почтительности с их стороны.

Это легко заметить, если сравнить письма жен к мужьям и мужей к женам. Вот фрагменты двух писем конца XVII в.

От Дмитрея Ивановича жене моей Агафьи поклон да детем мир и благословение, здравствуйте на многие лета. А я на Москве июля по 17 де(нь) дал бог жив, а впредь уповаю на милость божию. Да прикажи за хлебом ходить так, как при мне хаживали...

Это типичное начало посланий мужа к жене. На первом месте стоит полное имя Дмитрия Ивановича с отчеством, с почетным "вичем", затем упомянуты жена и дети. А вот как пишет ему А. С. Маслова:

Государю моему Дмитрею Ивановичю женишка твоя Агафьица з детишка(ми) твоими челом бьет, здравствуй государь на ево великого (Государя) службе. А про дом свой изволишь воспомянуть - и в дому твоем дал бог все здорова...

Порядок упоминания лиц, как видим, не изменился: хотя адресант здесь уже Маслова, первым все равно назван муж. К его имени добавлен регулятив государь мой, а женишка, Агафьица, детишки стоят в скромной, уничижительной форме.

Феодально-бюрократическому обществу присуще закрепление социальных отношений в строгой системе сословной иерархии. Выражением этих отношений служили и введенная Петром I система титулов, и установленное при нем четкое соотношение государственных должностей по Табели о рангах, и множество других, как правило, законодательно оформленных различий, в том числе и таких на первый взгляд мелких, как особенности чиновничьих мундиров разных ведомств и классов или ливрейной одежды слуг (тот, кто давал слугам ливрею не соответственно своему чину, по закону 1885 г. подвергался штрафу в размере 300 - 500 рублей или даже аресту сроком до трех месяцев). Табелью о рангах (она почти без изменений действовала до Великой Октябрьской социалистической революции) определялось не только служебное поведение гражданских и военных чинов, но и многое другое в общественной жизни.

"Все замужние жены поступают в рангах, по чинам мужей их, - говорилось в Табели, - и когда они противно тому поступят, то имеют они штраф заплатить такой же, как бы должен платить муж ее за свое преступление". Б данном случае под преступлением имелись в виду попытки получать почести не по рангу, что наказывалось - и это тоже было предусмотрено Табелью о рангах - штрафом, равным двухмесячному жалованью.

Хотя в законе специально оговаривалось, что "осмотрение каждого чина не в таких оказиях требуется, когда некоторые яко друзья и соседи съедутся или в публичных ассамблеях, но токмо в церквах при службе Божией, при Дворовых церемониях, яко при аудиенции послов, торжественных столах, в чиновных съездах, при браках, при крещениях и сим подобных публичных торжествах и погребениях", практически все общественное поведение людей корректировалось сословно-бюрократическим членением общества. Крепостной или не крепостной, дворянин или не дворянин, титулованный - не титулованный, служащий высшего или низшего ранга - этим в значительной мере определялось достоинство человека, на это были ориентированы и принятые формы вежливости.

Обращения в армии точно регламентировались. Одна из лучших наших дореволюционных энциклопедий - "Энциклопедический словарь" Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона - сообщала в 1901 г. читателям: "Полным генералам положено говорить Ваше Высокопревосходительство, генерал-лейтенантам и генерал-майорам - Ваше Превосходительство, если лица эти не имеют княжеского и графского титула. Начальников и старших из штаб - и обер-офицеров офицеры, подпрапорщики и кандидаты на классную должность называют по чину, прибавляя слово господин, например, господин капитан, господин полковник, прочие нижние чины титулуют штаб-офицеров и капитанов - Ваше Высокоблагородие, остальных обер-офицеров - Ваше Благородие (имеющих графский или княжеский титул - Ваше Сиятельство). Нижние чины говорят начальникам и старшим из низших чинов: господин подпрапорщик, господин фельдфебель, господин унтер-офицер и т. п. Начальники и старшие, обращаясь к подчиненным или младшим офицерам, именуют их по чину или по чину и фамилии, например, поручик такой-то. Нижних чинов они называют просто по фамилии, кроме старших боцманов и кондукторов флота, коих должны называть по званию (например, старший боцман такой-то)".

Обращения к чинам гражданским в значительной мере совпадали с принятыми в армии. Например, к действительным тайным советникам 1-го и 2-го классов обращались так же, как к полным генералам: Ваше Высокопревосходительство, к тайным советникам и действительным статским советникам - как к генерал-лейтенантам и генерал-майорам: Ваше Превосходительство.

Легко вообразить, в какое труднейшее положение поставил горожан Хлестаков, "напустив туману", но не представившись по-настоящему уездным чиновникам. Как его титуловать? Подыгрывая барину, Осип, вообще-то зовущий его по имени и отчеству, именует при купцах "высокоблагородием", поднимая таким образом с низшего 14-го класса {Хлестаков - коллежский регистратор) сразу до 8 - 5-й ступени. Купцы адресуются к нему как к "сиятельству", приписывая тем самым Хлестакову графское или княжеское достоинство. "Его высокоблагородному светлости господину финансову", - изобретает купец Абдулин, образуя невероятное сочетание, в которое вводит и титул редких княжеских родов - "светлость". "Превосходительством" титулует Хлестакова городничий, так как в знаменитой "сцене вранья" Хлестаков сам произвел себя в генералы, "взявшись" управлять департаментом и сообщив, что на пакетах ему пишут "Ваше Превосходительство". Другие чиновники осторожно предпочитают вообще обходиться без обращений.

Легче всего, конечно, дамам: "А я никакой совершенно не ощутила робости; я просто видела в нем образованного светского высшего тона человека, а о чинах его мне и нужды нет". Для Анны Андреевны Хлестаков - Иван Александрович, и только.

В России XVIII - XIX вв. в качестве основных выступало несколько групп обращений. Это, во-первых, обращения служебные, о которых уже шла речь. Во-вторых, - родственные. Прекрасный пример использования родственного тятенька дает А. Н. Островский в пьесе "Свои люди - сочтемся". Приказчик Подхалюзин тотчас начинает звать будущего тестя тятенькой, как толъко получает согласие на брак с его дочерью, и таким образом закрепляет достигнутое положение, причем обращение тятенька комически противоречит прямому смыслу притворно скромной реплики Подхалюзина:

Больиов. Ну, а дочь любишь? Подхалюзин. Изныл весь-с! Вся душа-то у меня перевернулась давно-с!

Подхалюзин. Слушаю, тятенька-с!

Хлестаков перед самым отъездом просит мимоходом руки Марьи Антоновны и даже успевает получить благословение все еще не верящего в это чудо городничего. "Прощайте, маменька!" - как доказательство реальности случившегося звучит голос отъезжающего "жениха".

Обращения не служебные и не родственные (князь, граф, сударь, сударыня, государь, милостивый государь, господа, батюшка, барин, любезный, голубчик, приятель, братец и т. п.) составляли третью группу. Эти слова передавали отношения и чисто личностные, и социальные. Часть из них служила для общения внутри коллектива равных (господа выражало отношения равенства в одной среде, ребята - в другой), часть - для общения людей, принадлежащих к разным общественным слоям (барин, человек...).

Конечно, основные типы обращений не были совершенно отделены друг от друга и постоянно взаимодействовали, тем более что между отношениями, которые они передавали, существовала тесная связь. Важной особенностью дореволюционных обращений было то, что существовали служебные обращения как особый тип. Выражая сословно-бюрократическую структуру общества, они оказывали заметное влияние и на формы неслужебного общения. С другой стороны, на обращения третьей группы очень сильно влияли термины родства и формы обращения к родственникам. Но это уже явление едва ли не универсальное: во многих языках, в обществах, имеющих самое разное социальное строение, именования родственников и формы обращения к ним могут, как правило, служить и неофициальными обращениями к неродственникам. Такая тенденция проявляется и в современной русской речи. Как в прошлом батюшка, матушка, братец и подобные обращения могли адресоваться неродственникам, так и сегодня папаша, мамаша, отец, мать, сынок, дядя, дяденька, тетя, братец, браток, бабушка и т. п. используются и за пределами родственной сферы. Эти обращения сохраняют в подобных случаях признак неофициальности общения и продолжают передавать различия в возрасте адресанта и адресата.

Дело, видимо, в том, что обращения - регулятивы возникают из индексов. На маршруте Индекс - Регулятив слово утрачивает способность передавать многие (или даже все) признаки адресата и при этом сохраняет или даже развивает признаки относительные. Путь долгий и сложный, с остановками, ответвлениями и даже с тупиками. Нередко слово - индекс проходит его не в общем употреблении, а сначала в речи отдельных слоев общества (в возрастных, профессиональных, сословных и т. п. группах) да еще в каждом из них по-своему, так что появляются многозначные регулятивы и регулятивы-варианты.

- Та сраженья была настоящая, - сказал старый солдат. - Только и было чем помянуть; а то все после того... Так, только народу мученье.

- И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон - говорит. Так, только пример один.

(Л. Н. Толстой. "Война и мир".)

В прежней армии старый солдат - наставник новобранца - назывался дядькой, а обращались к нему дядя, дядюшка, дяденька. Постепенно дядя сделалось принятым среди солдат вежливым обращением к ветерану. Здесь так же утрачен признак родства, как и в адресуемом взрослому детском обращении дядя (дяденька, дядечка); но дядя солдатское и дядя детское - обращения разные. Путь первого уже оборвался, второе продолжает активно жить. Сохраняется и просторечный вариант обращения дядя, которым пользуются не обязательно молодые люди, иногда и пожилые, особенно женщины. Это о нем писал В. И. Даль: "В беседе человека средних лет честят дядей, как старика дедушкой, молодого братом, а иногда и сыном". У Даля приведена и пословица: "Каков дядя до людей, таково ему и от людей". В ней дядя уже не обращение, а именование, но такое, которое, видимо, само возникло из упомянутого регулятива, так что станция Регулятив - не последняя. Из регулятивов в речи могут возникать и наименования.

В речи приятелей-ровесников индекс старик теряет способность обозначать человека пожилого возраста. Остается только указание на тип общения- фамильярно-ласковый:

 Я не ошибся, хоть и годы
 И эта стеганка на нем.
 Он! 
 И меня узнал он, с ходу
 Ко мне работает плечом.
 И чувство стыдное испуга,
 Беды пришло еще на миг,
 Но мы уже трясли друг друга
 За плечи, за руки... 
 -	Старик! 
 -	Старик! -
 Взаимной давней клички
 Пустое, в сущности, словцо
 Явилось вдруг по той привычке.
 А я смотрю ему в лицо...

(А. Твардовский. "За далью - даль".)

"Взаимная кличка" - это и есть социально обособленное обращение; другие не обращаются к нам с этим словом, оно наше, признак нашей социальной группы, признак принятых в ней отношений. Таково же знаменитое флотское братишка. Здесь также на переходе от индекса к регулятиву снимается признак, связанный с отношениями родства, остается указание на тип общения и характер коллектива общающихся, своеобразный его пароль.

При ломке общественного уклада, когда возникают новые социальные отношения, регулятивы не могут не меняться, ведь многие из них призваны отражать саму структуру общества, состав его социальных ролей. На политической арене появляются новые общественные типы, новые социальные слои делаются хранителями норм поведения. Идет укрепление новых обращений, и вокруг них нередко разворачивается упорная борьба. Обращения могут становиться символами социальных движений, обозначением общественных идеалов.

В 1906 г. читатели познакомились со сказкой А. М. Горького "Товарищ!". Город рабов и хозяев. В нем нет солнца, нет воли, нет счастья. Но вот в жизнь угнетенных, в их сердца, "отравленные многими обидами, в сознание, засоренное пестрой ложью мудрости сильных, - в эту трудную, печальную жизнь, пропитанную горечью унижений, - было брошено простое, светлое слово:

- Товарищ!"

Оно звало к новой жизни - к жизни правды и равенства - и было для людей "как радостная весть о будущем". И люди повторяли друг другу чудесное слово, смущаясь непривычностью отношений, возникавших между ними.

- Товарищ! - говорили они. И чувствовали, что это слово пришло объединить весь мир, поднять всех людей его на высоту свободы и связать их новыми узами, крепкими узами уважения друг к другу, уважения к свободе человека, ради свободы его.

Когда это слово вросло в сердца рабов - они перестали быть рабами...

В те годы товарищ было обращением революционеров, принятым и среди большевиков. Его отлично знали в этой роли, товарищ характеризовало человека, его убеждения, отчасти и принадлежность к организации. В горьковском рассказе "9-е января" есть образ молодого парня с красным флагом. Его "дерзкий голос" вплетается в толки людей, идущих к царю просить помощи. Среди множества одновременно звучащих фраз речь парня с красным флагом мы узнаем по обращению товарищи:

- Товарищи! Не обманывайте сами себя...

- Отец Гапон лучше знает как...

В том, что у членов той или иной организации вырабатывается (а иногда и официально принимается) свое обращение, нет ничего необычного. Разные обращения приняты, например, среди членов отдельных политических организаций Германской Демократической Республики: в Социалистической единой партии Германии - Genosse(in) "товарищ", в Демократической крестьянской партии Германии - Kollege(in) "коллега, товарищ". Но русское товарищ и в дооктябрьские годы не было только внутрипартийным знаком, оно обращалось к поднимающимся на борьбу массам, было для них "яркой, веселой звездой, путеводным огнем в будущее" (А. М. Горький).

В листовке, обращенной к забастовавшим рабочим и работницам фабрики Торнтона (ноябрь 1895 г.), В. И. Ленин писал от лица самих рабочих: "Ткачи своим дружным отпором хозяйской прижимке доказали, что в нашей среде в трудную минуту еще находятся люди, умеющие постоять за наши общие рабочие интересы, что еще не удалось нашим добродетельным хозяевам превратить нас окончательно в жалких рабов их бездонного кошелька. Будемте же, товарищи, стойко и неуклонно вести нашу линию до конца, будем помнить, что улучшить свое положение мы можем только общими дружными усилиями".

История слова товарищ далеко не проста, оно не раз меняло значения, развивало дополнительные оттенки содержания и теряло их. Сочетания товарищминистра, товарищ прокурора трудно воспринять сегодня как названия должностей. Между тем в прошлом такие должности были.

Забыт и "коммерческий" смысл слова, приобретенный им в разного рода "товариществах" на паях, в торговых, страховых и т. п. "компаниях".

Не всегда товарищ обозначало и друга. Главное значение его в русском языке середины XIX в., по свидетельству В. И. Даля, - соучастник в чем-либо. Товарищ - человек, близкий по делу, занятию, член моей организации, моего общества. В этом значении слова, как в зародыше, содержалась возможность появления последующих его применений.

В послании "К Чаадаеву" (1818) поэт обращается к другу дважды:

 ...Пока свободою горим,
 Пока сердца для чести живы,
 Мой друг, отчизне посвятим
 Души прекрасные порывы!
 Товарищ, верь: взойдет она,
 Звезда пленительного счастья,
 Россия вспрянет ото сна,
 И на обломках самовластья
 Напишут наши имена! 

Едва ли случайно Пушкин называет Чаадаева "товарищем" именно в заключительной части послания. Не одно лишь ожидание "минуты вольности святой", но и дело, общее дело проглядывает в этих строках. "Товарищ" здесь так же решительно и действенно, как и "обломки самовластья".

"После Октября весь мир разделился на товарищей и других. Назвать товарищем - значит принять в новое общество", - пишет в интересной главе, посвященной слову товарищ, писатель Л. Я. Боровой (Путь слова. М., 1974) и цитирует В. Маяковского:

Надо обвязать и жизнь мужчин и женщин словом, нас объединяющим: "Товарищи".

(В. Маяковский. "Любовь".)

Но единство достигается не сразу, и "товарищи" еще долго сохраняет свое объединяющее и боевое разграничивающее употребление даже внутри страны.

1928 год. В. Маяковский готовит к постановке современную феерическую комедию "Клоп". Картина первая. "По всему театру расхаживают частники-лотошники":

- Пожалте, мусью!

- Устраивайтесь, товарищи!

Устраивается возле "дочки на доходном предприятии" махровый мещанин Пьер Скрипкин (бывший Присыпкин, "бывший рабочий, бывший партиец, ныне жених"). Правда, бывшим он себя не считает и полагает возвысить "своим благоустройством" класс, от которого на самом деле уже оторвался.

Розалия Павловна. Товарищ Присыпкин...

Розалия Павловна. Будущий товарищ, гражданин Присыпкин, ведь за эти деньги пятнадцать человек бороды побреют, не считая мелочей - усов и прочего...

Через театр маршируют пожарники, выкрикивая:

 Товарищи и граждане, 
 водка - яд. Пьяные 
 республику за зря спалят! 

Товарищи и граждане. На столкновении их идеалов строится вся пьеса.

Пролежавшего пятьдесят лет во льду Присыпкина "воскрешают" в мире, где все давно товарищи. Но этот мир не для него, и вот в одной клетке демонстрируются посетителям зоопарка "клоп нормалис" и "обывателиус вульгарно - Присыпкин. Одинокий в обновленном обществе, Присыпкин вдруг узнает в зрителях подобных себе: "Граждане! Братцы! Свои! Родные! Откуда? Сколько вас? Когда же вас всех разморозили? Чего ж я один в клетке? Родимые, братцы, пожалте ко мне! За что ж я страдаю?! Граждане!.."

"Проблема - разоблачение сегодняшнего мещанства", - писал о "Клопе" автор. Остра, точно направлена "гражданам" и составленная В. Маяковским рекламная летучка к спектаклю:

 Гражданин! Спеши на демонстрацию "Клопа". 
 У кассы - хвост, в театре толпа.
 Но только не злись на шутки насекомого.
 Это не про тебя, а про твоего знакомого. 

Сегодня система русских обращений проще, чем она была до Октября и даже в первые годы Советской власти. В нашем обществе нет сословных различий, из "списка действующих лиц" исключены такие персонажи, как барин и простолюдин, нас не волнуют чиновные ранги.

Но жизнь поразительно многогранна, различны сферы общения, чрезвычайно разнообразны отношения, в которые мы вступаем друг с другом. По-разному обращаются к девушке и молодому человеку, к детям и людям пожилым, к знакомым и незнакомым, к "своим" и "чужим", тонко чувствуя и обозначая меру близости. Нам нужны официальное гражданин и фамильярные старик, брат, браток, папаша... Едва ли мы откажемся от интимно-ласковых мой друг, подруженька, мой милый... Разве не на каждом шагу требуется вежливое товарищ? И, возможно, в каких-то ситуациях бывают изредка необходимы грубые универсальные оклики Эй!, Ты!.

В сравнении с прошлым сегодня гораздо чаще встречаются ситуации, в которых общение имеет личностный, а не формальный характер. Это важная примета нашего общества. Чрезвычайно изменился вид контактов в сфере труда, в одной из главных сфер человеческого общения. Изменился, конечно, и обслуживающий трудовую сферу речевой этикет. Исчезли специальные служебные обращения, отражавшие в прошлом сословно-бюрократическую иерархию. В принципе перестали различаться обращения "сверху вниз" и "снизу вверх". Иван Иванович! - это обращение директора завода к рабочему, это и обращение рабочего к директору.

Упростившись в одном отношении, современная система обращений оказывается очень сложной в другом - в точной и тонкой ориентации на личностные свойства собеседников. Она не стоит на месте, и в ее развитии, как это вообще характерно для развития языка, можно заметить противоречивые тенденции, разнонаправленные процессы, взаимодействие которых и приводит к движению. С одной стороны, есть стремление, особенно заметное в молодежной среде, упростить и формы неслужебного общения, сделав, например, слово парень универсальным обозначением юноши и обращением к нему, а ты с первых минут знакомства - приметой современного молодежного демократического стиля.

С другой стороны, очень многие говорят и пишут о недостаточности средств обращения в нашей речи. Это яркое свидетельство того, насколько богато оттенками современное общение, и верная примета непрерывно идущих в этой области речевых изменений. Как не согласиться с В. Я. Канторовичем, автором интересной книги "Ты и Вы (Вчера и сегодня в условиях научно-технической революции)", пишущим по этому поводу: "Только людям примитивного склада мышления, плохо знающим историю своего народа, равнодушным к богатству языка, кажется, что, чем проще, чем однообразнее обращение, тем "демократичнее" общество. Ничего подобного!"