Правдин (взяв книгу). Вижу.
Это грамматика. Что ж вы в ней знаете?
Митрофан. Много. Существи-тельна
да прилагательна...
Правдин. Дверь, например, какое
имя: существительное или прилагательное?
Митрофан. Дверь, котора дверь?
Правдин. Котора дверь? Вот эта.
Митрофан. Эта? Прилагательна.
Правдин. Почему же?
Митрофан. Потому что она приложена к
своему месту. Вот у чулана шеста неделя
дверь стоит еще не повешена: так та покамест
суще-ствительна.
Стародум. Так поэтому у тебя слово дурак прилагательное,
потому что оно прилагается к глупому человеку.
Митрофан. И ведомо.
(Д. И. Фонвизин. Недоросль).
Сейчас любой школьник, наверное, без труда отличит прилагательное от существительного. Например, зелень листьев - зеленые листья. Смысл один, но зелень - существительное, хотя и обозначает цвет, а зеленые - прилагательное. Что их отличает? Формальные признаки, особое оформление слова. У прилагательных свои окончания. Золото волос - слово золото определяет предмет, указывает на его качество, цвет, как прилагательное, но по форме слова оно существительное. Посуда из серебра - то же самое, что серебряная посуда, но части речи разные. Быстрота - существительное, быстрый - прилагательное, также и белизна - белый, смелость - смелый и т. п.
Или, например, больной... Впрочем, здесь уже не так все просто, и не каждый школьник при грамматическом разборе сразу сообразит, в чем дело. И мы уже готовы спросить: «Котора дверь?», т. е. «Какой больной?» Просто больной или больной человек? У слов военный, рабочий, ученый и т. п. все, как у прилагательных, но они могут быть и существительными. Выходит, одно слово может быть и прилагательным, и существительным.
Всякое слово кажется простым, пока мы не заглядываем в него поглубже. Вполне обычно слово пропасть - существительное женского рода. Но живой язык и здесь задает нелегкие задачи. Вот три примера из классической литературы: 1. Направо был утес, налево пропасть такая, что целая деревушка осетин, живущих на дне ее, казалась гнездом ласточки (М. Ю. Лермонтов). 2. Я нашила пропасть, да после траура все еще не решаюсь щеголять-то (А. Н. Островский). 3. - Тьфу пропасть! - говорит она, и тот дурак, кто слушает людских всех врак (И. А. Крылов).
С первым предложением все просто. Пропасть, как указывается в словаре, означает: 'глубокая, отвесная впадина на земной поверхности...' Во втором предложении слово пропасть не только изменило смысл (приобрело значение множества), это уже и не существительное. А что же - числительное? Наречие? В третьем предложении оно вообще не имеет как будто никакого значения, а просто оказывается восклицанием, выражающим досаду, раздражение, неудовольствие, другими словами, междометием.
Но, может быть, это редчайшие случаи в языке, когда существительное не является существительным? Не такие уж редкие. В примерах: Строгость - вещь хорошая, Дело было вечером, Воспитание - важный вопрос - слова дело, вещь, вопрос, как говорят лингвисты, «лексически опустошены». Они выполняют функции указательных местоимений. Нужно ли говорить о сотнях, тысячах случаев, представляющих для нас столько трудностей на письме: без толку и бестолковый, из дали и издали,со зла, сзади, до упаду и дотемна, навстречу и на встречу и др.
И такие «переходы», противоречия характерны не только для существительных. Попробуем решить проблему двух ах у Пушкина. Впрочем, кажется, что ах всегда ах - междометие, очень уж оно просто и определенно. В III главе «Евгения Онегина» описывается, как Татьяна ждет Евгения:
И между тем душа в ней ныла,
И слез был полон томный взор.
Вдруг топот!., кровь ее застыла.
Вот ближе! скачут... и на двор
Евгений! «Ах!» - и легче тени
Татьяна прыг в другие сени...
Ах! - это вскрикнула Татьяна. Здесь ах - междометие. Второй случай как будто ничем не отличается от первого. В V главе, в описании сна Татьяны:
Но вдруг сугроб зашевелился, И кто ж из-под него явился? Большой, взъерошенный медведь; Татьяна ах! а он реветь...
Академик Л. В. Щерба в отношении этого ах! писал: «Для меня ах относится к Татьяне и является глаголом, а вовсе не междометием». Да, оно обозначает действие, так же как и прыг в предыдущем примере.
Ученые, выделяя классы, группы слов и формы, стараются наиболее полно и точно описать структуры языка, но взгляды ученых меняются, наука развивается. Мы привыкаем к определенным классификациям, однако это условное деление; абсолютно строгое и четкое разграничение провести не всегда возможно: слова могут переходить из одной части речи в другую, в одних и тех же классах слов обнаруживаются грамматические признаки разных частей речи, границы между ними неустойчивые. Может быть, это недостаток языка? Нет, как уже отмечалось, это признак высокого развития языка, его способности выражать тончайшие оттенки мысли, это грамматическая основа гибкости языка.
Академик В. В. Виноградов начал свой капитальный труд «Русский язык. Грамматическое учение о слове» с известного высказывания: «Два дела особенно трудны - это писать словарь и грамматику».
А трудностей действительно много. Уж на что, казалось бы, ясная и определенная вещь - имя числительное! Но и здесь много противоречивых суждений. Трудности и противоречия начинаются буквально с самого начала, с числительного один. Я написал - числительного, а ведь это одна из возможных точек зрения. Другие лингвисты считают один прилагательным, третьи - местоименным прилагательным. И для этого есть серьезные основания: слово один обладает рядом таких грамматических признаков, которыми характеризуются прилагательные и которых нет у числительных. Многие лингвисты исключили числительные из разряда частей речи, распределили их отчасти среди имен существительных (например, пять - тот же тип, что лошадь), отчасти среди имен прилагательных (например, пятый - тот же тип, что красный). Даже ученый-лингвист А. П. Бо-голепов, написавший в защиту числительных прекрасную статью «Пропавшая часть речи», не считал один числительным, так как один «не обозначает число как совокупность однородных предметов, а обозначает только один предмет». Более того, по мнению А. П. Боголе-пова, «в своем значении оно оказывается даже лишним в языке: ведь сказать один стол и просто стол в смысле обозначения единичности названного предмета - одно и то же...» Конечно, значение единичности обозначаемого предмета выражается единственным числом существительных. Как же так, ведь 1 - это первая цифра, основная цифра? Но и здесь, отвечал А. П. Боголепов, слово один оказывается лишним, мы обходимся без него. Для обозначения цифры 1 употребляется слово единица. А разве не с него начинается счет?
А. П. Боголепов возражал: «При счете вместо один мы чаще говорим раз, так что ряд счетных слов у нас установился в таком виде: раз, два, три и т. д.; это в отвлеченном счете; а при конкретном мы просто начинаем счет с названия считаемого предмета, и постоянно можно наблюдать детей, которые в игре производят счет шагов так: шаг, два, три и т. д., или крестьян, считающих: мера, две, три и т. д. Так что и здесь можно обойтись без слова один».
Это все еще спор в области смысла и назначения слова; мы не говорили о главных, собственно грамматических, формальных особенностях слова. Так вот, если внимательно проанализировать формы слова один, то его никак нельзя отнести к группе числительных. Начнем с того, что слово один имеет формы рода: один, одна, одно. Вопреки всякой логике один имеет формы множественного числа. При таком нелогичном поведении оно, естественно, выскакивает из круга своего значения, не обозначает число. В саду одни яблони значит 'только яблони. Это не числительное, а частица. Склоняется один не как все числительные, а как местоимения (сам, тот, этот): одного - этого, одному - этому и т. д.
Впрочем, и по значению один часто напоминает неопределенные местоимения: встретил одного человека значит 'какого-то человека', встретил 'кого-то'. Итак, что же такое один - числительное, прилагательное, местоимение, частица? Ответ на этот вопрос непосредственно связан с практикой: орфографией, правильной устной речью.
В числительных немало трудных случаев, когда не знаешь, как сказать, как написать. Например, что выбрать: с тысячью рублями, с тысячей рублей, с тысячью рублей, с тысячей рублями? «С пятью рублей» - так мы не говорим.
Но когда слово тысяча стоит в творительном падеже, а существительное в родительном, есть веские ocнования не считать слово тысяча числительным. А чем же? Конечно, существительным. Как и все существительные, слово тысяча имеет не только категорию падежа, но и категории числа и рода. Легко возразить: но ведь оно обозначает число, и если мы один при счете можем заменить словом раз, то тысяча ничем не заменяется. Слово тысяча имеет числовое значение, и уже этого достаточно, чтобы отнести его к числительным. Достаточно ли? Тогда к числительным придется отнести и такие слова, как пара, десяток, дюжина, сотня. А что сказать в отношении слов треть, четверть, двойка, пятерка, десятина, пяток и др.? К тому же есть еще группа слов, обозначающих неопределенно большое количество чего-нибудь: пропасть, масса, бездна, уйма и т. д. Вопрос не так прост, как кажется.
А. П. Боголепов в названной выше статье так писал о словах тысяча, миллион, миллиард: «Системе форм у этих слов и их употреблению соответствует их значение, так как слова тысяча, миллион и т. п. обозначают не просто количество, а данное количество как единицу счета, следовательно, как предмет; тысячи и миллионы мы можем считать так же легко, как луковицы и огурцы: одна луковица - одна тысяча, две луковицы - две тысячи, пять луковиц - пять тысяч и т. д.; один миллион - один огурец, два миллиона - два огурца, пять миллионов - пять огурцов и т. д.».
Разобравшись в особенностях числительных, мы легко поймем, почему вопреки очевидной, казалось бы, логике глагол в предложении В обсуждении принял участие 41 человек стоит в единственном числе. Вот если бы речь шла о 39, 40 или 46, 48 участниках, глагол, как ему и положено в сочетаниях .с числительным, стоял бы во множественном числе. Другой пример: За один день выставку осмотрела тысяча человек. А если миллион? Глагол тоже будет стоять в единственном числе. Тот, кто незнаком с особенностями числительных, обязательно будет стараться в таких случаях употребить множественное число. Он будет руководствоваться здравым смыслом, прибегнет к аналогиям (сочетаниям глагола с другими числительными) - и ошибется.
Сопоставьте два слова: десять и десяток. Нельзя сказать «два десять», «пять десять», зато свободно мы говорим два десятка, пять десятков, потому что десяток - существительное, а десять - числительное. Числительные не предметы, а абстрактные числовые обозначения, и их нельзя считать, как луковицы или огурцы.
Кроме того, есть еще так называемые порядковые числительные. Почему «так называемые»? Да потому, что многие лингвисты считают их не числительными, а прилагательными. Обычно бойцами, воинами являются мужчины. Но если женщина одета в военную форму и несет военную службу, разве ее нельзя считать бойцом, воином, солдатом? Подобно этому и порядковые числительные «носят» форму прилагательных и ничем не отличаются от них в своем поведении. Конечно, порядковые числительные прямо соотносятся с соответствующими количественными (пять - пятый, шесть - шестой). «Считать третий, четвертый, пятый, шестой и другие порядковые определения числительными, - писал В. В. Виноградов, - то же самое, что находить в относительных прилагательных вчерашний, сегодняшний, завтрашний, послезавтрашний и т. п. наречия времени или отглагольные прилагательные на -лый (типа полинялый) называть глаголами прошедшего времени». Форма здесь сильнее значения. Если бы при выделении частей речи мы учитывали только значение слова, то никогда бы не выпутались из противоречий.
В самом деле, пять - пятый так же соотносятся, как тишь - тихий. Не считаем мы числительными и слова двойной, тройной, двойственный, двоякий и др.
Кроме того, есть группа неопределенно-количественных... вот только трудно сказать чего - числительных, наречий или даже прилагательных: несколько, мало, много, немного и др.
Кроме того, есть... но, вероятно, уже достаточно о числительных. Впрочем, необходимо заметить, что многое может быть объяснено исторически. Известный историк русского языка В. В. Иванов пишет: «Особенностью древнерусского языка по сравнению с современным было отсутствие числительных как особой части речи, которая есть в современном русском языке (речь идет о количественных числительных). Это не значит, что в языке не было слов, выражающих числовые понятия. Дело не в этом, а в том, что числительные не выделялись в особый грамматический класс со своими только им присущими категориями. Числительные до четырех по грамматическим своим свойствам сближались с прилагательными, а с пяти - с существительными».
Понятно, что если в этой как будто математически строгой, определенной и лингвистически относительно простой категории столько неопределенного и противоречивого, то что уж говорить о других частях речи! Если какие-то группы слов можно с равными (или почти) основаниями относить то к одной, то к другой категории, то, естественно, возникает вопрос: какие же критерии считать необходимыми и достаточными для распределения слов по частям речи? И как следствие другой вопрос: а сколько вообще частей речи в нашем языке?
Академик Л. В. Щерба в известной статье «О частях речи в русском языке» рассуждал: если мы данное слово относим к какому-то классу, к какой-то категории, то «само собой разумеется, что должны быть какие-то внешние выразители этих категорий». Внешние выразители, или, точнее, формальные признаки, могут быть весьма различными: окончания, суффиксы, приставки, а также интонация, ударение, порядок слов и др. «В фразе Когда вы приехали? ударение на когда определяет его как наречие, а отсутствие ударения в фразе Когда вы приехали, было еще светло определяет его как союз».
Но ведь один и тот же формальный признак может характеризовать разные категории: например, окончание -а в слове вода выражает именительный падеж существительного женского рода, а в слове стола - родительный мужского. Форма одна (-а), а значения разные. Следовательно, важно учитывать не только форму, но и значение, причем не лексическое, а грамматическое (скажем, в существительных - значение предметности, то самое значение, которое позволяет нам даже действия, качества (бег, доброта) представлять, мыслить как предметы; разные значения, выражаемые падежными формами, значения лица, наклонения, и др.).
Здесь, как и всегда, форма неразрывно связана с содержанием. Академик Л. В. Щерба так формулирует этот основной закон грамматики: «Существование всякой грамматической категории обусловливается тесной, неразрывной связью ее смысла и всех ее формальных признаков».
Определив критерии, Л. В. Щерба попытался распределить слова по группам, по так называемым «частям речи». Прежде всего он выделил «очень неясную и туманную категорию междометий». Междометия очень различны. С восклицаниями ах! ох! ура! эге! чу! все просто. А что такое горе! ужас! глупости! - существительное или междометие? А как отнестись к обычным в разговоре брось, валяй, давай? Повелительное наклонение? А целые предложения: Вот те раз! Была не была!
Вот так клюква! Ведь это цельные, устойчивые выражения, смысл их не складывается из значений отдельных слов, он оказывается не суммой, а, так сказать, произведением составляющих предложение элементов. И передает оно чувства, эмоции говорящего. Но, с другой стороны, новая сложность: если в предложении выражаются чувства, значит, оно междометие? Разве Как хороши, как свежи были розы! - тоже междометие?
Основной признак междометия - его обособленность, отсутствие связи с другими словами. Далее в той же работе называются слова знаменательные - существительные, прилагательные, глаголы и т. п. - и служебные.
Для тех, кто усвоил школьную грамматику, в классификации Л. В. Щербы много неожиданного. Так, ученый относит к «словам количественным», т. е. числительным, слова типа много, мало.
Причастия, которые обычно признаются глагольными формами, Л. В. Щерба заносит в разряд прилагательных, а деепричастия - в разряд наречий. И вот на каком основании. Известно, что причастия совмещают в себе признаки глагола и прилагательного. Большинство грамматистов считает, что причастие, сохраняя основные глагольные категории - залог, вид, время, теснее связано с глаголом. Но какие признаки сильнее, прочнее в причастии - признаки глагола или прилагательного? По мнению Л. В. Щербы, признаки глагола как бы временны в причастии, они могут исчезать, утрачиваться, тогда как признаки прилагательного устойчивы. Точно так же и деепричастие нередко теряет глагольность и легко превращается в простое наречие.
Л. В. Щерба считает неправильным распространенное определение глагола как части речи, которая выражает действие или состояние предмета. В глаголе «основным значением является только действие, а вовсе не состояние». Состояние выражает другая часть речи - категория состояния (так назвал ее Л. В. Щерба), это слова нельзя, можно, должен, рад, готов и др. Из этого определения глагола следовало, что связка быть не глагол, «потому что она не имеет значения действия». Она вообще незнаменательна. И ученый отнес связки к словам служебным и выделил их, как и предлоги, союзы, в особую группу, в особую часть речи.
Таким образом, Л. В. Щерба выделил четырнадцать частей речи, четырнадцать основных групп слов. А если подключить сюда претендентов на право называться самостоятельной частью речи (почему, например, не считать самостоятельными частями речи причастие и деепричастие? Потому что они совмещают признаки других частей речи? А разве наречие или местоимение не отличаются тем же? А частицы, приставки?), то, как отметил академик В. В. Виноградов, «число частей речи в русском языке перешагнет за двадцать». И продолжал: «Но с той же легкостью, с какой растет число частей речи в грамматических теориях одних лингвистов, оно убывает в концепции других».
Действительно, из выделяемых обычно грамматикой десяти частей речи числительные и местоимения легко распределяются между существительными, прилагательными и наречиями (например, количественные числительные часто относили к существительным, порядковые - к прилагательным; местоимения кто, кто-то, никто и др. имеют много общего с существительными, а местоимения мой, наш, какой, никакой и др. в грамматическом отношении почти ничем не отличаются от прилагательных). Так остается только восемь частей речи, но очевидна неравнозначность оставшихся групп слов.
Строго говоря, едва ли правомерно несамостоятельные, незначительные, вспомогательные слова возводить в ранг частей речи. Например, предлоги. Сами они обычно ничего не значат, указывают на отношения между словами, существуют они только благодаря существительному, на них даже не падает ударение! Претензии их на высокое звание части речи, их стремление стать в один ряд с существительными совершенно неоправданны. У приставки не меньше прав и достоинств, чем у предлога, однако она не считается самостоятельной частью речи.
Не пора ли исключить служебные слова и междометия из числа частей речи? В 30-е годы XX в. выдающийся французский лингвист Ж. Вандриес писал в книге «Язык»: «Классифицировать части речи настолько трудно, что до сих пор никто удовлетворительной классификации их не создал. По традиции, восходящей к греческим логикам, французская классическая грамматика различает их десять. Но эта классификация не выдерживает критики: ее трудно было применить даже к языкам, для которых она была создана; но еще труднее применить ее к языкам, к которым она совсем не подходит. Исследуя ее глубже, мы приходим к необходимости ее исправить».
И как раз больше всего сомнений у Ж. Вандриеса вызывало междометие, та самая категория, которая и Л. В. Щербе представлялась «туманной». Французский ученый предлагал: «Прежде всего надо исключить из частей речи междометие. Как бы ни было велико значение междометия в речи, в нем есть что-то, что его обособляет от других частей речи, оно - явление другого порядка. ...Вообще, оно не имеет ничего общего с морфологией. Оно представляет собой специальную форму речи - речь аффективную, эмоциональную или иногда речь активную, действенную...»
Итак, остались только четыре части речи - существительное, прилагательное, глагол и наречие. Пусть будет мало частей речи, но зато несомненных. Увы, сомнения не кончались. Академик В. В. Виноградов писал в этой связи: «Если лингвистический скептицизм простирается дальше, то подвергается сомнению право наречий на звание самостоятельной части речи. Ведь одни разряды наречий находятся в тесной связи с прилагательными... другие - с существительными, третьи не имеют ярко выраженных морфологических признаков особой категории». Вспомним, как много орфографических ошибок именно в наречиях, - следствие неопределенности этой категории.
Но и между прилагательными и существительными часто нет четких различий. Ж. Вандриес пришел к следующему выводу: «Между ними (прилагательными и существительными. - В. О.) нет четкой грамматической границы; их можно соединить в одну категорию - категорию имени. Продолжая этот отбор, мы приходим к тому, что существуют только две части речи - глатол и имя. К ним сводятся все остальные части речи».
История языка свидетельствует, что и генетически (т. е. по происхождению, в своих истоках) существительное и прилагательное близки. Выделять свойства предметов люди научились не сразу. Для этого требуется достаточно высокий уровень мышления, умение абстрагировать признаки. Тогда и возможно появление особой качественной категории в языке - прилагательного. «В связи с тем, что свойства предметов, - пишет В. В. Иванов, - раскрываются через другие предметы, то первоначально названия свойств - это не что иное, как название тех предметов, которые, с точки зрения говорящего, являются основными носителями этих свойств. Свойство твердого выражается сначала так же, как «камень», красного - как «кровь», голубого - как «небо». Поэтому ясно, что первоначально при развитии определения не могло быть речи об особой категории слов, которые бы выражали признаки предмета, - этим выразителем была все та же категория грамматического имени.
Именно поэтому с точки зрения происхождения все прилагательные были сначала относительными, т. е. производными от какого-то названия предмета, через отношение к которому характеризовались другие предметы. Качественные же прилагательные - это более поздняя и более отвлеченная категория: они возникают уже тогда, когда признак начинает мыслиться отдельно от предмета, когда он начинает мыслиться как таковой».
Обе категории вышли из общей категории имени. Эти следы старых отношений видны в таких словах: жар-птица, царь-девица, душа-человек и др.
Сколько все-таки частей речи в русском языке? В 30-е годы XX в. в очень популярной, выдержавшей множество изданий книге А. М. Пешковского «Русский синтаксис в научном освещении» выделялись четыре основные части речи - существительное, прилагательное, глагол и наречие. Об остальных категориях было сказано глухо. В капитальном труде В. В. Виноградова «Русский язык» (изд. 1-е-1947 г., изд. 2-е, посмертное - 1972 г.) категории слов делились на части речи (существительное, прилагательное, числительное, местоимение, глагол, наречие, категория состояния) и частицы речи (частицы в собственном смысле, частицы-связки, предлоги, союзы); кроме того, самостоятельно выделялись две другие категории - модальные слова и междометия. Академическая грамматика 1952-1954 гг. установила десять частей речи: существительное, прилагательное, числительное, местоимение, глагол, наречие, предлог, союз, частицы, междометие. Академическая грамматика, вышедшая в 1970 г. под редакцией проф. Н. Ю. Шведовой, сохранила те же части речи. Но эта близость старой и новой грамматик кажущаяся. Сохранив количество разрядов, новая грамматика изменила их состав. Изменения весьма значительны. Так, в разделе местоимений остались только «местоимения-существительные» (он, кто, что, никто, ничто), а местоимения мой, твой, наш, какой, который, чей-нибудь, никакой и др. оказались среди прилагательных. В разряд прилагательных были отнесены порядковые числительные, которые в новой грамматике называются порядковыми прилагательными, бывшее числительное один и др.
Двухтомная академическая «Грамматика-80» также выделяет десять частей речи в современном русском языке.
Возможно, в будущих академических грамматиках многое будет расставлено иначе.
Как все просто и хорошо было в школе и как усложняют дело лингвисты! Не лучше ли оставить все по-старому и ничего больше не менять? «Оканчивая свое образование так называемых «частей речи» в русском языке, - писал в заключение своей статьи о частях речи академик Л. В. Щерба, - я начинаю слышать тот стон, который идет из учительских рядов: «Как все это сложно! Неужели все это можно нести в школу? Нам надо бы что-нибудь попроще, поотчетливее, непрактичнее...» К сожалению, жизнь людей не проста, и если мы хотим изучать жизнь, - а язык есть кусочек жизни людей, - то это не может быть просто и схематично. Всякое упрощение, схематизация грозит разойтись с жизнью, а главное, перестает учить наблюдать жизнь и ее факты, перестает учить вдумываться в ее факты».