Пожалуй, самым интересным свойством буквы Щ можно счесть то, что, по существу, она не передает у нас некоего единого и целостного звука.
Как указывается в академической трехтомной "Грамматике русского языка", буквой Щ графически изображается долгое мягкое "шьшь", причем рядом с таким произношением живет и произношение "шъч".
И тем не менее Щ - настоящая старославянская буква, фигурировавшая и в кириллице, и в глаголице. В те времена Щ означала звукосочетание "шт" - писалось "свеща", "нощь", читалось "свешта", "ношть".
И вот какой "мелкий курьез" возникает. Довольно многим охотникам порассуждать на темы о языке нашего народа, о Востоке и Западе, о разнице в их культурах случалось (особенно в XIX веке) отмечать как резкую характеристическую особенность восточнославянизма два "варварских" звука - "щ" и "ы". Одни их не принимали, другие, наоборот, находили в них очарование, этакую прелестную "племенную" особенность.
Не нужно говорить о всей беспочвенности этих выдумок. В отношении звука "щ" все это неверно хотя бы потому, что такого "звука" у нас нет. Но никому еще не пришло в голову потребовать удаления из нашей азбуки буквы Щ и ее замены каким-нибудь двубуквенным обозначением - ШШ, ШЧ или чем-либо подобным...
Тредиаковский считал, что старославянское Щ возникло из лигатуры букв Ш и Т, сочетание которых оно когда-то означало. А что касается рассуждений о том, "красив" или "некрасив" звук "щ" нашей речи, то в хотя бы отчасти наукообразном плане их вести немыслимо. Эстетическая ценность "звучания" человеческой речи - и в ее потоке, и в ее отдельных элементах - вряд ли может быть объективно определена.
Вспоминается рассказ поэта Вяземского, современника и друга Пушкина. Одному заезжему итальянцу называли подряд многие слова русского языка, допытываясь, какое эстетическое впечатление они на него производят. Итальянский язык считался в те времена образцом высшей музыкальности. К великому удивлению поэта и его друзей, иностранец признал самым благозвучным слово "телятина", предположив, что это нечто вроде нежного обращения к девушке. Слово же "люблю" вызвало у него гримаску отвращения: оно показалось ему крайне некрасивым...
Вспомню еще одного моего старшего родственника. Разведясь с женой-немкой, он мотивировал свой поступок отвращением к немецкому языку. "Ну ты сам подумай, что это за язык! - с неприязнью говорил он мне. - Если уж по-ихнему "красиво" - "хюпш", так как же тогда по-ихнему будет "некрасиво"?!"