Рождение гражданской азбуки

Гражданскую азбуку нашу нередко именуют запросто "гражданской". Слово это звучит давно рядом с такими терминами, как "кириллица", "глаголица", "латиница" - в конце концов, может быть, чуть-чуть "по-свойски", но никак не непочтительно.

Очевидно, что легкомысленное это словечко связано с солидными определениями "гражданский шрифт", "гражданская печать", "гражданская русская азбука".

Современный русский алфавит вместо церковнославянского введен Петром I в 1708 году. Это и есть "гражданский шрифт". Просто и ясно?

Нет, на самом деле все произошло не так уж молниеносно, в один прием. Введение гражданского алфавита в 1708 году, пожалуй, осторожнее было бы описать как некоторое упрощение кириллицы, произведенное по приказу царя-преобразователя.

Что же было упрощено? В гражданской печати уничтожению подверглась буква "иже" и - что нам теперь кажется странным - оставлена только I - "и десятеричное". Исчезли "зело", "омега" и "от" - лигатура "омеги" и "тверда","кси", "пси" и "ук" - буквосочетание ОУ. Была упразднена "ижица". Отменены были "сйлы" - сложная система диакритических знаков ударения, и "тйтла" - надстрочные знаки, позволявшие в часто встречавшихся словах пропускать "под титлом" те или иные буквы.

Строки, испещренные "силами" и "титлами", становились плохо разборчивыми, вели к путанице, к ошибкам.

Изменялись попутно и очертания букв. Утверждалось более округлое и плавное их написание. Оно уже входило в употребление среди московских грамотеев.

Старый знак

уступил место новомодной букве Я, своеобразному гибриду славяно-древнего "юса малого" и европейской, как бы отраженной в зеркале, буквы R.

Было указано в словах, начинавшихся не с йотированного, а с простого "е", ставить отныне не Е, а букву Э, которая уже в кириллице имела другую историю и форму, несколько вычурней нашей нынешней. Буква Е оставалась только на месте старинной лигатуры

Отказался Петр - для него, царя-техника, это было неизбежно - от неудобной системы означать числа буквами. В самом деле, попробуйте подсчитайте быстро, чему равно 20 плюс 30, если известно, что 20 - К, 30 - Л, но вы забыли, что 100 - Р... А теперь, узнав это, вычтите 20 плюс 30 из Т, зная, что Т - 300... Ясно, что с такой системой изображения чисел заниматься кораблестроением или торговлей с европейцами было немыслимо.

Но все же до будущей окончательной системы гражданского шрифта было еще достаточно далеко.

Часто случается: как раз те, кому реформа может облегчить труды, наиболее упрямо держатся за старое.

Сохранилось несколько книг, напечатанных вскоре после 1708 года: "Геометрiа славенскi землемеpie" или "Прiклады, како пiшутся комплементы...". Они выдержаны в согласии с реформой. Но скоро начинаются уступки старому. Воскрешаются "ук" и "от"; по приказу буква I должна быть просто палочкой, а над ней появляются две точки - I.

Немного спустя в книги прокрадывается "пси", на радость тем, кто с возмущением объединял "псалмы" со "псами"...

В конце января 1710 года Петр I вторично утвердил новую азбуку, но еще много лет (десятилетий) ее состав и рисунки буквенных знаков перерабатывались и изменялись.

Вторично была изгнана буква "зело", ее окончательно заменили "землей". Решительно изгнали "кси" и "ижицу", но эта последняя вскоре упрямо просочилась в азбуку теперь уже вплоть до 1917 года.

Был введен знак Й, подтверждено право на существование Э... Через 20 лет с небольшим - новые перемены. Теперь были учинены три знака для звука "и": И, I и V, К чему? Чтобы И писать перед согласными, I - перед гласными и в нерусских словах, кроме греческих. В последних на месте греческого "ипсилона" полагалось ставить V. Был добавлен новый знак, в виде нынешней буквы Ю, но с дужкой над нею, для изображения звука "о" после мягкого согласного или йота- "темный", "ёлка", "моё". Впрочем, вскоре в том же XVIII веке Н. Карамзин предложил более простое обозначение - Ё, дожившее до наших дней.

Споры по поводу "азбучных истин" тянулись весь XIX век и первые полтора десятилетия XX века. Еще в 900-х годах старая кириллица не сдавалась усовершенствованной петровской "гражданке". В церковноприходских школах по-прежнему, "крича на всю избу", зубрили "аз-буки-веди"...

И внутри самой гражданской азбуки сохранились рудименты прошлого. В ней все еще жили и "ер", и "ять", и "фита", и "ижица". Автор этой книги в школе должен был ухо востро держать, чтобы не написать "беда" через Е, или "мVро" через И, а "мipъ" через "и восьмеричное".

Беру с полки "Весь Петербург", справочную книгу по населению столицы за 1902 год, и вижу, что граждане Федоровы разбиты там на две категории: "на Федоровых" и "Θедоровых". "Федоровых" около 400 человек, они помещены на 650-й странице и следующих, "Θедоровых" всего 11, и они загнаны на страницу 745. Может быть, они хуже, не такие благородные, менее титулованные?

Ничего подобного: и достоинство у них равное, и выговаривались фамилии абсолютно одинаково. Просто до Октябрьской революции "фита" существовала в сознании русского человека как реальный письменный знак.

Все время велись яростные споры: упразднить "ять" и "твердый знак" или нет? На каком накале они велись! "Безумцы борются с Ъ и Э. Но желание обеднить наш алфавит есть напрасное желание..." Это Бальмонт в 1916 году. Так и с "фитой". "Обеднила" на эту букву русский алфавит только Октябрьская революция, а ведь еще В. Тредиаковский понимал, как нелепо в русском языке, у которого звук "ф" встречается только в заимствованных словах, "содержать" для него не одну, а целых две буквы!

Велика инерция "закона буквы", когда буква эта создана человеком и "пущена в жизнь". Преодолеть внезапно возникающую власть знака, едва он родился на свет, становится трудным, а порою на долгие столетия и невозможным.

С 1918 года правописание наше подвергалось некоторым частным изменениям, но судьбы букв при этом уже не затрагивались. Ну разве что вопреки гневной отповеди поэта В. Князева "ер" вернулся на свое место "разделителя" да происходит странная пульсация, связанная с буквой Ё, которая то допускается в нашу печать, то из нее изгоняется, то как бы заслуживает признания, то объявляется вовсе ненужной. И хотя за прошедшие годы вносились предложения по усовершенствованию нашего правописания, порою радикальные до "свирепости", никто уже не предлагал ни упразднения существующих букв, ни введения новых, ни существенного видоизменения их начертаний.

Правда, в 20-х и начале 30-х годов в прилингвистических кругах еще поговаривали о "необходимой революции" в нашей письменности, о переводе русского языка на латинский алфавит, однако можно прямо сказать, что такие "глобальные" проекты, если они не связываются с общими переворотами в истории страны, обычно приобретают несколько маниловский характер.

Чтобы обосновать пользу от перехода нашего языка на латиницу, приводились разные доводы; многие повторялись десятилетиями, не меняясь. Чаще всего исходили они от "любителей" и не были слишком доказательны.

Константин Федин в книжке "Горький среди нас" вспоминает рассуждение, которым его в молодости поразил Ф. Сологуб.

"Сравните, - говорил писатель, - начертания нашего печатного алфавита с латинским буква за буквой. В латинском одну за другой встречаешь буквы с выходящими над средним уровнем строки частями - l, t, d, h или же с опускающимися в междустрочье частицами g, р, q. Это дает опору для зрения... В нашем алфавите букв с подобным начертанием в два раза меньше, чем в латинском, - р, у, ф, б. Значит, по-русски читать в два раза тяжелее, чем в языке с латинской азбукой..."

Федор Сологуб был неточен. Не говоря уже о том, что никем не доказано, легче или труднее читать текст с "рваной строкой", он был небрежен и в своих подсчетах, не потрудился точно учесть все буквы, выдающиеся из строчек, ни в русской, ни в латинской азбуках. Он не заметил у нас ровно половины таких букв - Д, Ё, Й, Щ.

А вот что говорил о сравнительных достоинствах славянской и латинизированных европейских азбук крупный языковед Л. Якубинский:

"Константин составил специальный славянский алфавит. Этот алфавит, по единодушному мнению нашей и европейской науки, представляет собой непревзойденный образец в истории новых европейских алфавитов... Он оставляет далеко за собой добропорядочный готский алфавит, составленный епископом Вульфилой, и не идет ни в какое сравнение с латинообразными европейскими алфавитами..."

Как видите, от добра добра не ищут, и, оставляя решать этот вопрос квалифицированным специалистам, я склонен пока что присоединиться к мнению Льва Петровича Якубинского.

Но дело не только в теоретической предпочтительности той или иной системы письменности. Дело и в чисто экономических факторах. Они делают проведение таких орфографических "полуреформ-полуреволюций" вещью малореальной: подобная ломка культурной жизни страны ляжет на ее экономику тяжким грузом.

При этом парадоксальное положение: чем бедней и отсталей страна, тем нечувствительней для нее ее потери. В 1918 году разоренная долгой войной Россия провела решительную ломку правописания - и выдержала... Не побоялся перейти на латиницу и Кемаль-паша в обнищалой до предела Турции... В 1918 году подавляющая часть народа нашего была неграмотной. Вопрос стоял не о переучивании населения, а об обучении заново. А уж какой грамоте учить, новой или старой, вовсе неграмотного, было решительно все равно. Предстояло на почти пустом месте создать целиком новую библиотеку народного чтения. Экономически было совершенно безразлично, по какой орфографии ее печатать. Выгодно было переходить сразу же на новую орфографию, поскольку речь шла о печатании миллионными тиражами при тысячах, десятках тысяч экземпляров "старопечатных" книг.

А ну-ка попытайтесь произвести хотя бы ту скромную орфографическую реформу, которую некоторые языковеды предлагали осуществить в 1964 году! Ведь теперь переучивать придется почти четверть миллиарда человек. Теперь потребуется переиздать не одну сотню миллионов учебников для всех школ и по всем предметам: нельзя миллионы первоклассников учить одной грамоте, а их же старших товарищей продолжать пичкать вчерашним днем. Надо переиздавать и все книги вообще: заучивая одно правило, а читая написанное по другому, никто из обучающихся грамотным не станет. А прибавьте сюда необходимость незамедлительного переиздания всех справочников, телефонных книг, словарей...

Мне было 18 лет в момент проведения реформы 1918 года. Я был "отлично грамотный" юноша. Но еще в 1925 году мне случалось вкатывать где-нибудь неуместную букву "ер" или по привычке писать "мел" или "бегать" через "ять". А научиться подписываться без "и с точкой" на конце я просто не смог и превратил свою подпись в закорючку "без хвоста", только бы не писать непривычного и смущавшего меня "Успенский" вместо сделавшегося за 18 лет как бы частью моего собственного я "Успенский". С тех пор и по сей день я подписываюсь и вот только на 73-м году жизни решил "саморазоблачиться", чтобы дать понять читателям, насколько непросто переходить от одной системы письменности к другой.

Да и вообще - мало сказать об одной только финансово-хозяйственной или об одной научно-теоретической стороне проблемы "старая система - новая система". Возникают ведь и моральные стороны вопроса: а будет ли велика чистая прибыль для народа, если он вдруг откажется от той письменности, которая за десять веков своего существования наглубоко вросла в самую его душу, связалась с духом языка нашего...

Вот почему надо сто раз взвесить каждое такое предложение - частной ли, тем более общей реформы письма. Надо беспристрастно оценить, какие "плюсы" получит народ, скажем, от замены старой нашей "гражданки" латиницей, и уж тогда заговаривать о надобности такой перестройки. Думаю, что, может быть, есть смысл подождать (сколько веков или десятилетий в наш век научно-технического "взрыва" - не предугадаешь), и, возможно, настанет время, когда все человечество задумает переходить на какую-нибудь суперновую, кибернетически рассчитанную, всемирную, транскрипционно-точную и в то же время элементарно-простую систему обозначения звуков речи?

Вот тогда мы и подумаем, переходить или нет... Теперь еще одна сторона дела. Исторические силы привели к тому, что на базе русского письма построили свои алфавиты многочисленные братские народы нашего Союза... Некоторые перешли на это письмо с другого, большинство просто приняло его, поскольку до него никакой письменности у них не имелось.

Какие именно народы? Все перечислить трудно, назову некоторые:

татары, туркмены, узбеки, азербайджанцы, таджики перешли на русскую азбуку с арабского письма;

манси, ханты, якуты, чукчи, эвенки приняли русский алфавит, поскольку до того были бесписьменными.

Чем добавлять к этому перечню другие имена, проще сказать, что лишь с полдюжины алфавитов, построенных не на основе русского, "работают" на территории Советской страны. Это азбуки литовцев, латышей, эстонцев, карело-финнов, давно уже освоивших латинские буквы; своим письмом пользуются армяне и грузины. И у тех и у других их собственные алфавиты - далекие потомки финикийской письменности - насчитывают уже много веков существования, будучи древнее самой кириллицы.

То, что мы говорили о сложных способах, которыми народы Европы приспосабливали к своим языкам латинскую азбуку, ставшую в их руках насыщенной всякими диакритическими знаками и лигатурами, у каждого своими, - то же можно сказать и про наш гражданский шрифт на службе у советских народов, от Северного полярного круга до тех мест, где рукой подать до границы Индии.

Я не буду рассказывать об особенностях всех этих азбук порознь. Я просто приведу сводную таблицу всех дополнительных букв и диакритических значков, которые можно встретить над буквами "гражданки" в разных краях нашей Родины.

Убедились, что разнообразие и хитроумие всех этих точек, черточек, клинышков, лапок, направленных вправо, влево, вверх, на нашем отечественном "алфавитном огороде" ничуть не менее головоломно, нежели на "международной плантации" латиницы?

Почему же все-таки большинство народов нашей страны выбрало в качестве базы для своей письменности русский гражданский алфавит? Почему не латиницу?

Во-первых, нельзя указать никаких преимуществ, которые латинский алфавит дал бы для выражения звуков языков нашей страны. Вспомните, как польский язык и венгерский каждый на свой лад гнули латиницу, чтобы подогнать ее к своим звучаниям, и вы увидите, что она совсем непохожа на универсально приспособленный к любому языку алфавит. Сложностей с ее подгонкой к узбекскому или удмуртскому было бы ничуть не меньше...

А в то же время, и это будет существенным "во-вторых", каждому гражданину Советского Союза в принципе нужно, кроме своего родного языка, усвоить и язык межнационального общения всей страны нашей, язык русский. Если он с детства, изучая свой язык, уже знакомится с графикой нашей "гражданки", это облегчает ему впоследствии овладение русской письменностью...

Широко разошлась гражданская азбука наша среди народов СССР. Я не упомянул, что ею пользуются (с самыми ничтожными изменениями) братские украинский и белорусский народы: просто мне это кажется общеизвестным. В почти неизменном виде использована она Болгарией. Значительная часть жителей Югославии, сербы, также применяют ее, добавив ряд букв, обозначающих специфические сербские звуки. Хорваты, второй по численности народ Югославии, издавна приняли латиницу. А кроме того, надо отметить, что с 1941 года перешла на новую письменность, построенную на основе русского письма, Монгольская Народная Республика; новая азбука заменила собой чрезвычайно сложную систему письма буддийских книг и рукописей, которыми пользовались преимущественно в культовых целях.

Как видите, поле применения гражданского русского шрифта растет и ширится. Значит, принцип, положенный в его основу, лежавший в основе общеславянского алфавита - кириллицы, был с самого начала удачным и верным. Иначе письмо это не выжило бы, как не выжило в свое время руническое письмо скандинавских народов, хотя, если судить по внешности, руны ничем не хуже других письменных знаков мира.