Не "пыль веков"... Ю. Стволинский

Приехав в Париж, Михаил Иванович Белов вскоре отправился в Национальную библиотеку. Просьба ленинградского ученого не слишком озадачила работников этого хранилища. "О, мы легко удовлетворим заявку мсье, в нашей библиотеке много старинных русских карт!"

"Мсье" знал это лучше их. Пожалуй, он мог бы подробно рассказать о том, как один приглашенный в Россию в начале XVIII века французский географ пересылал из Петербурга в Париж ящики русских карт. Но к чему в данном случае ворошить далекое прошлое?.. Белов углубился в принесенные ему материалы. Того, что он искал, не оказалось. Белову требовалась карта, составленная Петром Миллером. Крестник Петра Первого, ставший не только картографом, но и исследователем, получил от самодержца наказ пройти из устья Енисея до Камчатки морским путем. Белов считал, что, готовясь к путешествию, Миллер использовал чертежи (как их называли в старину) Дежнева, Стадухина и других землепроходцев. Те чертежи, которые не удалось обнаружить ни в одном хранилище нашей страны.

Папки Национальной библиотеки Франции карты Миллера не содержали. Белову посоветовали обратиться в архив французского военно-морского флота. И эта дверь тоже открылась перед советским ученым. В морском архиве он увидел, наконец, карту Миллера. (Она опубликована в третьем издании книги М. И. Белова "Подвиг Семена Дежнева".) Анализируя карту, Михаил Иванович убедился в справедливости своей догадки. Миллер действительно использовал чертежи землепроходцев, собрав их во время путешествия по Сибири.

Сколько таких карт, сколько документов первым за столетия держал в руках ленинградский исследователь?

"Горсть казаков, несколько сот бездомных мужиков перешли на свой страх океаны льда, и везде, где оседали усталые кучки в мерзлых степях, забытых природой, закипала жизнь... И это от Перми до Тихого океана... И такие колоссальные события едва замечены историей".

Это сказано немного больше ста лет назад. Однако забвение, окружавшее поистине великие дела русских землепроходцев, длилось еще долго после того, как пробил тревогу А. И. Герцен, которому и принадлежит термин "едва замечены". Только после Октября, да и то не сразу, встали в полный рост такие фигуры, как Семен Дежнев и многие другие смелые, отважные люди. Землепроходцы. Мореплаватели.

С архивных стеллажей, с листов, испещренных подьяческой скорописью, герои минувших столетий совершали последние "переходы" на страницы школьных и вузовских учебников, строгих монографий и предназначенной для широкого круга читателей популярной литературы. Первопроходцев открывала заново большая группа людей науки. И среди них доктор исторических наук, профессор Михаил Иванович Белов из Арктического и Антарктического института.

С этим институтом связаны все этапы его пути, начатого вскоре после войны. Уже на третий день после нападения фашистов Михаил Белов, студент ЛГУ, стал солдатом народного ополчения. Ночные бои под Ропшей, на память о которых осталась славная солдатская медаль "За отвагу", ранения, госпитали... Очень дорог ученому был этот скромный серебристый кружок. Память о боевой молодости, о ночных разведках во вражеском тылу. И еще одна медаль - золотая, имени П. П. Семенова-Тян-Шанского. И грамота о премии имени Семена Ивановича Дежнева. Очень высокие награды для историка-географа.

Детство кронштадтского школьника не определило путь в науку. Уже позже, работая на морском заводе и продолжая учебу на рабфаке по вечерам, он познакомился с людьми, приобщившими его к безбрежным волнам истории...

В кабинете Михаила Ивановича стоял ничем не примечательный шкаф, полки которого прогнулись под тяжестью рукописей. Это годы жизни. За 20 лет институт выпустил четыре тома "Истории открытия и освоения Северного Морского пути". Три тома написаны Беловым. Каждый (не считая, естественно, другой работы) вобрал в себя минимум пять лет.

Книги уникальны. Это фундаментальное исследование полярных открытий, неразрывно связанное с историей страны, ее экономикой, политикой, дипломатией. Особенно тщательно исследованы советские годы, когда началось широкое наступление на Арктику. Работая, Белов не думал об этом, конечно, но страницы книги воспринимаются как волнующая летопись мужества. Перед нами проходят люди, которых знает у нас каждый школьник. Челюскинцы, папанинцы, полярные капитаны, летчики, зимовщики. Первопроходцы нашего времени.

У многих открытий, свидетелями которых были последние поколения, - глубокие корни.

"Еду в Мангазею", "Был в Мангазее", "Ехал через Мангазею" - такие или подобные фразы Белов читал в десятках документов. Общие, очень скудные сведения об этом древнем центре землепроходцев в литературе имелись. Но лаконичность их находилась в явной диспропорции со значением Мангазеи. Идея экспедиции на далекую реку Таз вынашивалась долго. Процент неизвестности приближался к ста. Даже такой "простой" вопрос - где она, эта Мангазея? - был неясным. "Разведчики", высланные Беловым, отшагали на лыжах немало километров без результата. Березовый лес за три столетия поднялся на месте древнего городища. Потом, когда работы развернулись, внимание ученого привлекли какие-то бревна, торчавшие из береговой террасы. Горстка энтузиастов, возглавляемая Беловым, расчистила собственноручно более 10 тысяч квадратных метров на территории города и крепости Мангазеи.

В документах ее называли "златокипящей", "украсно украшенной". Материалы, собранные за четыре сезона (5 тысяч уникальных предметов самого различного свойства), неоспоримо доказывают - Мангазея была отправным пунктом многих славных землепроходцев Севера. Пять тысяч реликвий находится в Ленинграде. Многое было нетранспортабельно - части древних кораблей-кочей бережно закопаны исследователями в самой Мангазее. Кили кочей, мачта, детали руля, форштевня и кормовой оконечности... По чертежам, которые были нанесены на деревянные доски, можно хоть сегодня построить коч, аналог тех крохотных, по нашим представлениям, кораблей, на которых ходили Дежнев, Стадухин, новоземельцы и груманланы.

В городе процветало меднолитейное производство, малоизвестное на Руси того времени. Найдены печи, где плавили медь, тигли, формы, флюсы, шлаки... В Мангазее трудились кузнецы, резчики по кости. Обнаружены украшения, кольца (в том числе и золотые), художественное стекло. Поистине "златокипящая".

Считается, что жизнь ученого должна быть озарена светом открытий. Одни из них приходят в грохоте лабораторных установок, под гул машин или шипение реторт. Другие в кабинетной тишине. Есть еще одна тишина - архивов. Она обманчива. Для исследователя ее нарушает посвист ветров далеких морей и стеклянное шуршание волны, разбивающейся о борт корабля. В этой тишине встают давно ушедшие люди.

Еще сравнительно недавно история могла назвать очень мало имен землепроходцев. Белов считал это несправедливым. Работая над сборником старинных документов, он поднял из небытия сотни фамилий. Заслуги этих людей не всегда можно назвать выдающимися. Но, тем не менее, важен сам факт. Славные имена извлечены из "пыли веков" и заняли в истории освоения Севера место, завоеванное ими по праву.

Передо мной 15 морских карт. Факсимильное издание. Копии. Оригиналы хранятся в одном из архивов. Это карты Ф. Ф. Беллинсгаузена, под командой которого русские моряки ходили в Антарктику. Карты неоспоримо утверждают приоритет нашего Отечества в открытии шестого континента. На 15 листах - все плавание шлюпов "Восток" и "Мирный", день за днем, галс за галсом. Мало того, на картах еще и надписи, явно дублирующие соответствующие пометки в вахтенном журнале. Одна из надписей - "Увидели землю" - сделана (это показала специальная графологическая экспертиза) рукой Беллинсгаузена.

И этим картам нет цены, так как до сих пор не удалось обнаружить вахтенные журналы легендарных шлюпов, исчез дневник Фаддея Беллинсгаузена. Теперь точно известно, что он был. Разыскивая его, Белов обратился к архивам ГДР, где хранятся письма известного математика и геодезиста К. Гаусса. Ход мысли был таков: Гаусс, выдающийся ученый, много занимавшийся земным магнетизмом, не сомневаясь, что Беллинсгаузен вел и магнитную съемку, связывался с ним... Догадка подтвердилась. Белов нашел письмо Ф. Ф. Беллинсгаузена, в котором тот сообщал Гауссу, что, освободившись только на днях, он выписал для него данные наблюдений из дневника. Повторим: поскольку нет пока ни вахтенных журналов, ни этого дневника, тем выше значение найденных Беловым карт.

Изучая материалы, посвященные Г. Я. Седову, Михаил Иванович задумался над тем, почему, собственно, Седов так упорно доказывал необходимость русской экспедиции на Северный полюс? Ведь незадолго до того вернулись американцы Р. Пири и Ф. Кук, объявившие об открытии полюса. Почему же Г. Я. Седов столь решительно боролся за право поднять на макушке мира русский флаг, если первенство было уже упущено? Пришел вывод: причина в великом споре, начавшемся сразу же между Пири и Куком. Проблема Пири - Кук стала темой многочисленных исследований. Как писал в одной из своих работ Герой Социалистического Труда профессор А. Ф. Трешников, "специалисты неоднократно тщательно проверяли определения Пири и Кука, чтобы установить, были ли они действительно на Северном полюсе. В результате установлено, что и Кук и Пири имели сравнительно примитивные приборы для астрономических определений и навигационные приборы для счисления пути. Кроме того, ни тот, ни другой не обладали большими знаниями в навигации. И если задать определенный вопрос: были ли они в самой точке Северного полюса, то ответ может быть отрицательным".

Нет оснований говорить о том, что к подобной мысли не мог прийти в свое время Г. Я. Седов, который, конечно, был знаком с газетной полемикой между Пири и Куком. И если это так, то именно здесь надо искать причину, по которой Г. Я. Седов с такой одержимостью стремился к полюсу. Если найти весомые доказательства, то подвиг Седова обретет новую славу. Совсем по-иному зазвучит сквозь десятилетия его команда: "Вперед!" Единственное слово, которое повторял Седов даже в последние свои часы.

...Волны истории, малые, большие, девятые валы, истинный курс дается на этих волнах, не только талантом, умом, преданностью, но и большим сердцем.