Литература есть <...> орган, т. е. язык, выражающий все, что страна думает, чего желает, что она знает и что хочет и должна знать и т. д. Слава богу - языку дарована хорошая доза свободы: и это великое дело ближе мне к сердцу, нежели другие.
Но мы сами продолжаем относиться к своему небрежно. В этом состоит громадная наша ошибка, опасная в виду грядущих обстоятельств. "Где же вина наша? в чем я вижу беду? - В пренебрежении к нему, - в равнодушии, - вот где" <...>
Наш высший класс, а за ним в подражание ему и средние классы - стараются не говорить на нем (на русском языке) даже между собою. Это не ново, что я говорю, знаю: но разве легче, что старое зло не искореняется!.. Когда-то это было признаком образования... Теперь иностранный говор уже не служит даже признаком образования: зачем же он?..
Я не с точки зрения шовинизма или квасного патриотизма боюсь за язьж - и, конечно, буду рад через 10 тысяч лет говорить одним языком со всеми - и если буду писать, то иметь читателями весь земной шар.1
Но все же я думаю, все народы должны прийти к общему идеалу человеческого конечного здания - через национальность, - т. е. каждый народ должен положить в его закладку свои умственные и нравственные силы, свой капитал. А мы... еще упрямимся не говорить по-русски.
1870. Из письма И. А. Гончарова - С. А. Толстой210 ноября.*
*(Сборник "Литературно-критические статьи и письма". ГИХЛ, 1938, стр. 262 - 263. В дальнейшем именуется "Лит.-крит. статьи и письма".)
С колыбели учат детей по-французски, по-английоки, и после всего уже по-русски и то с учителем. А своему языку учатся с колыбели, от кормилицы, няньки, товарища и т. д., а потом
уже учителя и отечественные образцовые писатели. И выходят они - ни русские, ни французы, ни англичане, хотя и говорят условным, французским и английским языком, языком дипломатов и салонов. Но никогда они не будут говорить, как француз или англичанин говорит - в интимной настоящей жизни, потому что в их языке, физиономии, мимике говорит сама жизнь, кровь их, склад ума, их нравы, их история - и этот язык уже вовсе не похож на то бледное, условное наречие, каким говорят наши космополиты. В живые страстные минуты им надо притворяться французами или англичанами, а это карикатурно. Если когда-нибудь будет... едино стадо и един пастырь, то может быть... когда-нибудь и все национальности сольются в одну человеческую семью; пусть так, но и для этой цели нужно, чтобы все национальности работали изо всех сил, чтобы каждая из них добывала из своих особенностей - все лучшие соки, чтобы внести их в общую человеческую сокровищницу, как делали древние, как делают новые нации. А для этого нужно русскому - быть русским, а связывает нас со своею нацией, больше всего, язык.
(1877. Из письма И. А. Гончарова - С. А. Толстой. Е. А. Нарышкина
"Мои воспоминания",3стр. 327 - 328.)
ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА
О ЯЗЫКЕ И СЛОГЕ НЕКОТОРЫХ ПИСАТЕЛЕЙ
Язык действующих лиц, как в этой драме, так и во всех произведениях г. Островского, давно всеми оценен по достоинству, как язык художественно-верный, взятый из действительности, как и самые лица им говорящие.
1860. Отзыв о драме "Гроза" Островского. Лит.-крит. Статьи и письма, стр. 224.
Соль, эпиграмма, сатира, этот разговорный стих, кажется, никогда не умрут, как и сам, рассыпанный в них острый и едкий, живой русский ум, который Грибоедов заключил, как волшебник духа какого-нибудь в свой замок, и он рассыпается там злобным смехом. Нельзя представить себе, что могла явиться когда-нибудь другая, более естественная, простая, более взятая из жизни речь. Проза и стих слились здесь во что-то нераздельное, затем кажется, чтобы их легче было удержать в памяти и пустить опять в оборот весь собранный автором ум, юмор, шутку и злость русского ума и языка. Этот язык так же дался автору, как далась группа этих лиц, как даже главный смысл комедии, как далось все вместе, будто вылилось разом, и все образовало необыкновенную комедию - ив тесном смысле, как сценическую пьесу, - и в обширном, как комедию жизни.
1871. Мильон терзаний.4Лит.-крит, статьи и письма, стр. 58.
В таких высоких литературных произведениях, как "Горе от ума", как "Борис Годунов" Пушкина и некоторых других, исполнение должно быть не только сценическое, но наиболее литературное, как исполнение отличным оркестром образцовой музыки, где безошибочно должна быть сыграна каждая фраза и в ней каждая нота. Актер, как музыкант, обязан доиграться, т. е. додуматься до тонкого критического понимания всей поэзии пушкинского и грибоедовского языка. У Пушкина, например, в "Борисе Годунове", где нет почти действия, или, по крайней мере, единства, где действие распадается на отдельные, несвязные друг с другом сцены,5иное исполнение, как строго и художественно-литературное и невозможно. В ней всякое прочее действие, всякая сценичность, мимика должны служить только легкой приправой литературного исполнения, действия в слове.
Не надо забывать, что такие пьесы, как "Горе от ума", "Борис Годунов", публика знает наизусть, и не только следит за мыслью, за каждым словом, но чует, так сказать, нервами каждую ошибку в произношении. Ими можно наслаждаться, не видя, а только слыша их. Эти пьесы исполнялись и исполняются нередко в частном быту, просто чтением между любителями литературы, когда в кругу найдется хороший чтец, умеющий тонко передавать эту, своего рода литературную музыку.
1871. Мильон терзаний. Лит.-крит. статьи и письма, стр. 82.
Каждая фраза Гоголя так же типична и так же заключает в себе свою особую комедию независимо от общей фабулы, как и каждый грибоедовский стих. И только глубоко-верное, во всей зале слышимое, отчетливое исполнение, т. е. сценическое произношение этих фраз и может выразить то значение, какое дал им автор. Многие пьесы Островского тоже в значительной степени имеют эту типичную сторону языка, и часто фразы из его комедий слышатся в разговорной речи, в разных применениях к жизни.
Там же, стр. 86.
Возвращаю при этом вам, многоуважаемый Михаил Иванович, три томика "Российского Жилблаза"". Нельзя не отдать полной справедливости и уму и необыкновенному, по тогдашнему времени, уменью Нарежного отделываться от старого и создавать новое...
Замечательны также его удачные усилия в борьбе с старым языком, с шишковской школой, с педантизмом и вообще со всем устаревшим - в формах суда, например, и т. п.
Эта борьба, в которой он еще не успел, как почти и все тогда (в 1814 г.), отделаться вполне от старой школы - делает его язык тяжелым, шероховатым - смешением шишковского с карамзинским; но очень часто он успевает, как будто из чащи леса, выходит на дорогу - и тогда говорит Легко, свободно, иногда приятно, а затем опять в архаизм- и тяжелые обороты,
1874. Иа письма И. А. Гончарова - М. И. Семевскому 11 декабря. Лит.-крит. статьи и письма, стр. 281.
Язык в новом романе всего более носит на себе печать строго-классической манеры автора, о которой я сейчас говорил. Это язык, прежде всего безупречно-правильный, выработанный, звучный, плавный и благородно-простой, без напыщенности и напускного красноречия. Это его, так сказать, материальные достоинства.
Это язык - эпоса, торжественного величавого повествования, язык ораторской речи, серьезного исторического увража - это его характер.
Но как язык романа, обыденной, интимной жизни - он слишком строг, серьезен и покоен. Невозмутимое спокойствие и мерный ход итои слова сообщают некоторую холодность повествованию и нередко лишают его теплой, жизненной выразительности.
Некоторые описания, а сцены особенно все, требовали бы более того, что называется abandon - свободы, перерывов этой мирно текущей, гармоничной речи.
Следя за интересом интриги, за участью, характерами лиц, слушая их речи - внимание читателя ждет и жадно просит (особенно в разговорах) тех нечаянностей, игры, капризов, смелых и сильных оборотов, огня того нервного трепетания, каким кипит живая речь живого человека. Как бы ни благовоспитанны, даже чопорны были действующие лица, но те положения, в которые их ставит автор - вызовут их на движение, на драматизм и на другие, не столь покойные глубоко обдуманные и невозмутимо-правильные речи.
Скажут, что это спокойствие лежит в манерах, тоне, характере, даже в темпераменте, т. е. в натуре самого автора. Пусть так, но автор своих героев (в фантазии) слышит, что и как они говорят - и верно передает.
Таковы условия художника, на то у него наблюдательный глаз, палитра и кисть.
1877. Из письма И. А. Гончарова - П. А. Валуеву66 июня. Лит.-крит. статьи и письма, стр. 314 - 315.
Автор заметит, может быть, что именно в разговорах всего удобнее было развивать умом и устами действующих лиц его тезисы главную цель романа, и что он не обращал внимания на реальность или естественность речей, не снимал с последних фотографий, не смотрел в лица и слушал только о чем, а не как они говорят и т. д.
Если так, то почему же не употреблено было им для этой цели более простого и краткого приема, именно - изложить тезисы в форме Сократовых разговоров с учениками. Там скажет свои тезисы Сократ, один ученик возразит, другой сделает вопрос, третий ответит и т. д. А читатель слышит все один голос, один ум и одну речь - Платона.
Там же, стр. 315.
Я прежде всего помирился с языком, роман из жизни большого света Е. А. Нарышкиной: при чтении он мне почему-то казался холодным, неровным, немного принужденным, а, читая сам, я нашел его только плавным, правильным, даже изящным, distingue. Это свободно льющийся повествовательный язык. Он не характеристичен, не своеобразен, не выражает ни самого автора, ни его героев, но этого в первом опыте невозможно и требовать, т. е. чтобы в нем вырабатывался стиль или характер пишущего - le style - c'est 1'homme, и чтобы он служил ему для выражения и характера действующих лиц. Это много, это все, т. е. язык. Сначала писатели пишут общим, а потом уже своим языком и этот общий язык у нашего автора безупречен.
1877. Из письма И. А. Гончарова - С. А. Толстой. Е. А. Нарышкина "Мои воспоминания". СПб., 1806, стр. 327 - 328.
О РЕЧИ ПЕРСОНАЖЕЙ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРОИЗВЕДЕНИИ
Здесь кстати привести... упрек... об употреблении слова "крякнул". На этот упрек возразят (не я, а печатная критика), что и автор, в число тезисов которого, повидимому входило желание дать образец изящной, выработанной, чуждой всякой вульгарности и дурного тона разговорной речи благовоспитанного общества, не достиг вполне своей цели, простерев это свое желание до пуризма - отчего и впал в некоторую чопорность, мерность и холодность - даже и разговорного языка, т. е. впал в недостаток, противоположный "кряканью", в этом упреке будет маленькая доза правды, осмелюсь я прибавить от себя. Злой фельетонист не упустит случая едко заметить при этом: "Пусть бы одно из лиц романа лучше "крякнуло" раза два-три (куда ни шло), лишь бы в разговорах их было больше натуры, соответствия положениям их, движений мысли, искр страсти - вообще характерности, портретное™ или типичности, чем желания соблюсти тон и изящность речи".
1877. Из письма И. А. Гончарова - П. А. Валуеву 6 июня. Лит.-крит. статьи и письма, стр. 316.
Комментарии
И. А. ГОНЧАРОВ
1(Это высказывание Гончарова обращает на себя внимание тем, что в нем очень ярко подчеркнуто огромное значение языка в формировании наций, в народной жизни вообще, наконец, в построении будущего общества.)
2(С. А. Толстая - жена писателя-драматурга А. К. Толстого.)
3(Е. А. Нарышкина - светская поэтесса и писательница.
Гончаров по просьбе С. А. Толстой познакомился с романом, написанным Е. А. Нарышкиной. Свой отзыв о нем он изложил в письме к автору, которое было утеряно, и в письме к С. А. Толстой, цитируемое Нарышкиной в своих "Воспоминаниях".)
4(Статья "Миллион терзаний" - одна из лучших критических статей Гончарова, раскрывающая оригинальность и глубину его критических взглядов. Объяснение заглавия дает сам Гончаров: "Я только привожу в заглавии его (т. е. Чацкого) слова, как мотив, как главный звук, выражение его горя, составляющего содержание пьесы" (Гончаров - М. М. Стасюлевичу 1 марта 1872 г.).)
5(Гончаров, высоко оценивая трагедию А. С. Пушкина "Борис Годунов", одновременно указывает на ее несценичность. Он не сумел вскрыть наличествующего в трагедии истинного "единства действия", как единства события и не понял новаторства Пушкина в вопросах драматургии.)
6(П. А. Валуев - автор великосветского романа "Лории". В своих письмах к Валуеву Гончаров подробно разбирает его роман, показывая, как он далек от реализма и является лишь типичным великосветским романом, содержание которого не отражает подлинной действительности.)