Задача языкознания состоит в том, чтобы путем истолкования явлений речи в коммуникативной функции сделать язык общепонятным и благодаря этому создать основания и удобства для языкового общения. Иначе языкознание легко может превратиться, как выразился Ж. Вандриес, в "игру, по существу, праздных умов". Поэтому языкознание возникает как "знание того, что написано у прозаиков и поэтов" [У, 105]. Надобность в языкознании состоит прежде всего в том, чтобы раскрыть смысл непонятных текстов, "темных мест" в текстах. А таких случаев много не только в иностранных и мертвых языках, но и в родном языке.
Так, в русском языке не вполне ясны выражения: подпаши мост, перекалья меж озер всего один переклик, в скликанчики называют. Нужна эрудиция в языке, чтобы знать, что пахать значит 'мести', мост - 'пол', перекалья - 'перемычка', а переклик - 'расстояние голосовой связи'; выражение в скликанчики позывают значит 'бьют в мелкие колокола' (во время колокольного звона) и т.д. Не все знают, что такие заимствованные слова, как сопор, марго, йох, бустяр, означают соответственно 'слегка', 'поля документа', 'земельная мера', 'вспомогательная машина'. Немало известных всем русских слов выглядят загадочно, и мы обычно не можем указать точно их значения; например, нуждаются в пояснении значения слов пендюх, паут, лячить ('брюхо', 'жалящее насекомое', 'тянуть'). В ряду слов плехать, плица, пличка, плича, плечо, подоплека, невзирая на близость звучания, одни связаны с идеей шлепанья по воде и черпанья воды, а другие - с названием части тела.
Иногда слово так изменяется, что нет уверенности в правильности его понимания: Кружево немецкое кованое в каймах шелк зелен с пелепелы - здесь пелепелы с трудом отождествляется с названием птицы перепел. Растолковать языковые факты значит тем самым определить критерии верного использования языка*.
* ("Забавные вывески" украшали торговые и прочие заведения Петербурга и некоторых других городов в конце прошлого - начале нынешнего века:
Рещик пастухов режит отлично пакости и падереву;
Инструментальное заведение;
Драпировщик Фомичев. Под-эзт из перяулка;
Мужественный портной, он же для медом;
Мертвое дело С. Рупина. Гробы, кресты, а также другие смертельные вещи;
Стричка, бричка, мойка волосей.
В данном случае все выражения понятны, хотя и неправильны. Неверное употребление языка характерно не только для прошлого. Журнал "Крокодил" регулярно печатает в рубрике "Нарочно не придумаешь" объявления, фразы из документов, писем тех, кто не в ладах с языком. Пародисты нередко иронизируют над неточностями языка писателей.)
Объяснение "темных мест" и критика языковых неправильностей приводят к тому, что трудности языка преодолеваются с помощью понятных и правильных слов и выражений. Но сами понятные, на первый взгляд, слова (как топор, стол, перо и др.) нуждаются при этом в толковании для более точного их применения. Каждое слово, употребляется ли оно редко или многие тысячи раз, обрастает новыми значениями у разных людей. Поэтому восстановить, определить каждое слово со стороны его смысла, звуков, графической формы и употребления - сложная задача. Для этой цели нет иных средств, кроме систематических сравнений языковых явлений между собой.
Для исследования и определения правильности языковых фактов необходима их систематизация. Ясно, что пока факты не перечислены полностью, переходить к их систематизации преждевременно. Вот почему состав анализируемых фактов представляет собой один из пунктов критики правильности лингвистических исследований.
При составлении суммы фактов языка учитываются два критерия: тема исследования и оригинальность факта. Тема исследования ограничивает круг фактов с качественной стороны. Например, если необходимо изучить систему видов русского глагола, то надо составить полный перечень всех качественно различных с лексической и грамматической точек зрения случаев употребления видов глагола в русском языке. Если необходимо анализировать английские дифтонги, то нужно подобрать все слова английского языка в разных контекстах произнесения, где проявляются разные качества дифтонгов.
Оригинальность лингвистического факта, его подлинность и научная значимость должны быть удостоверены. Лингвистический факт должен быть введен в оборот науки и удостоверен научной традицией, т.е. лингвист не отыскивает данный факт в явлениях речи, а опирается на определенную традицию. Факты такого типа не нуждаются в критике со стороны явлений стиля. Так обстоит дело, например, при формировании словника словаря, когда значительная часть словника представляет словарную традицию.
Систематизация уже обработанных фактов ведется главным образом в сравнительном языкознании. Здесь исследование, как правило, основано на уже удостоверенных фактах. В работах по сравнительно-историческому и типологическому языкознанию, где сравниваются десятки, а иногда и сотни разных языков, необходимо опираться именно на удостоверенные компетентными словарями и грамматиками факты.
Практика типологических исследований уже разработала типы удостоверения фактов путем отсылок к соответствующим описаниям и принципы критики фактов. В сравнительно-историческом языкознании проблема достоверности фактов разработана слабо. Классическая компаративистика XIX в. об этом заботилась мало, выдвигая на первое место эрудицию исследователя в сравниваемых языках. Однако традиция грамматик и словарей показывает, сколь ненадежен этот критерий. Поэтому и в сравнительно-историческом языкознании полезно было бы разработать систему верификации фактов, особенно с точки зрения полноты и неслучайности фактического материала, что доказывается историей публикаций.
Тем не менее в сравнительном языкознании, как и в описательном, исследователь привлекает почти всегда некоторое количество новых фактов. Эти факты могут быть двух родов: примеры, подтверждающие уже имеющееся правило, т.е. варьирование уже отмеченного факта, и примеры, нарушающие правило, т.е. показывающие новые качественные грани. Если первый род фактов не влияет на систематизацию, то второй, напротив, влияет на нее.
Например, в словаре "Новые слова и значения" (под ред. Н.Э. Котеловой и Ю.С. Сорокиной, 1973) приводятся слова безусадочный и безъядерный. По правилам составления словаря эти прилагательные даны в категориях мужского рода и именительного падежа. Вместе с тем данные прилагательные употребляются как будто только с определенными существительными женского рода (ткань и зона). Это значит, что в словарь вносится факт, не регистрируемый в текстах. Форма мужского рода этих прилагательных, а равно и среднего предполагается как потенция в использовании языка: в словаре дан факт, ориентированный на общее правило - изменение русских прилагательных по родам.
В другом примере прилагательное аэромобильный (американская аэромобильная дивизия) дано рядом со словами аэрационный, аэрировать, аэробус, аэровизуальный, аэрозоль, аэрозольный, аэроклубовский, аэромагнитный, аэропортовский, аэросалон, аэросани, аэротанк, аэроузел,аэроход. Как видно из сопоставления с примерами новых сложных слов с элементом аэро-, слово аэромобильный в смысле 'аэродесантный' представляет собой кальку с английского языка. Но будучи помещенным в ряд сложных слов с аэро-, слово может восприниматься как пример нового типа словосложения, так как одна группа слов с аэро- сочетается с основой существительных, а другая, сочетающаяся с основой прилагательных (аэровизуальный, аэромагнитный), - называет приемы исследований, ведущихся с воздуха с помощью самолетов. Слово мобильный 'способный к скорому движению и действию' в русском языке соотносится со словом мобилизация 'привести к готовности к действию'. По внутренней форме слово аэромобильный должно было бы означать 'приводящий воздух в готовность действовать', однако такое значение у данного слова отсутствует, так как это калька английского сложного слова типа aerforces 'авиационное командование'. Английское слово mobil означает 'подвижность, перемещаемость, изменчивость, непостоянность'. Это значит, что и русской основе -мобиль- придается значение 'передвижной' (вроде передвижная выставка, передвижной ангар и т.п.). Английское слово aeromobil означает 'перемещаемый по воздуху'. Внесение в русский словарь слова аэромобильный на основании отмеченного употребления ставит вопрос о новых моделях словосложения.
Приведенные примеры ставят три вопроса, которые должны решаться составителями словаря: 1) относится ли весь обсуждаемый материал к фактам русского языка, а не только речи; если относится, то в какой степени? с какой степенью полноты? 2) в какой мере приведенные факты могут удовлетворить исследователя языка и стиля, пользующегося словарем как материалом авторизованных фактов? 3)с какой степенью полноты данный словарь может обеспечить фактами исследователя новаций в фонологической, грамматической и лексической системах языка, равно как и историка языка или исследователя синхронного состояния языковой системы?
Все ли вопросы должны решаться творчески? Необходимость творческого решения обусловлена тем, что отношения языка и стиля в части объема фактов, их членения и качественных особенностей постоянно изменяются: под влиянием стиля из языка уходят одни элементы, появляются новые и "оживают" ушедшие. Вот почему всегда необходимо иметь представление о границах, в которых существует язык в течение его истории по отношению к фактам речи и фактам стиля. С изменением этих границ связаны принципы отбора языковых фактов.
А.Л. Шахматов впервые в истории языкознания поставил проблему исторической неоднородности языковых фактов (до него проблема границ языка и объема языковых фактов решалась просто искусством лингвиста). Шахматов показал, что в истории языка границы языка изменяются и эти изменения связаны со внутренней расчлененностью объемов языковых фактов. По мысли Шахматова, величина объемов языковых фактов и темпы их изменения зависят от того, является ли материал речи только устным или устно-письменным. Например, на ранних этапах существования восточнославянской народности, до принятия христианства и появления письменности, племена восточных славян говорили примерно одинаковым языком. Состав этого языка полностью неизвестен, но основные черты его могут быть реконструированы.
С принятием христианства в X в. и с распространением письменно-литературного старославянского (церковнославянского) языка формируются три сферы речи и письма. Старославянский язык, основанный на устном древнеболгарском, вносится в виде письменной и устной речи на территорию восточных славян. Он противопоставляется местному устному языку. Возникает просторечие, зависящее как от письменного литературного языка, так и от местного бесписьменного языка.
В дальнейшем, начиная с XIV в., из-за замкнутости жизни восточных славян диалекты обособляются и единый прежде бесписьменный язык восточного славянства подразделяется на группы и подгруппы диалектов. Вместе с тем литературное просторечие начинает встречаться в актах письменности. Это просторечие, а иногда и диалекты влияют на литературу на старославянском языке.
К XVII в., благодаря централизации государственной и общественной жизни великорусов, группы диалектов объединяются в три основных: украинская, белорусская и великорусская, что находит отражение в письменности и составляет основу оформления письменных языков. Это значит, что намечается тенденция развития устно-письменной речи. Эта тенденция особенно ярко проявляется в северо-восточной Руси, где на базе московского говора складывается устно-разговорный русский язык и оформляется как язык письменности. Но существует и устно-письменый церковнославянский язык, который благодаря развитию местной литературы и местных стилевых особенностей становится особым изводом литературного языка. Также складываются предпосылки для образования русского литературного языка.