Отношение мысли к языку (языковое мышление)

Отношение мысли к языку проявляется в том, что человек изобретает и создает те или иные формы и виды речи, формы и способы языкового выражения. Мысль, обращенную на речь и язык, т.е. мысль о речи и о языке, называют языковым мышлением.

Мысль воплощается в слове не стихийно, а осознанно. Вместе с выражением мысли в слове совершенствуется и само слово. Это означает, что в слове наша мысль различает и делает значащими все более тонкие структуры. Вместе с развитием форм речи-мысли развиваются и мысль о самой речи и искусство речи. Это значит, что человек творит язык не только создавая новые слова и выражения, но и по-новому оценивая элементы языковой системы, делая их значащими и активно участвующими в процессе создания речи-мысли. Осмысление, осознание, ощущение своей речи человеком как процесса языкового мышления развивается, затрагивая все новые детали строя языка.

Фольклористика и диалектология отмечают две стороны пользования бесписьменным языком, характерные для языкового мышления. С одной стороны, бесписьменное осознание языка четко проводит различие между "своим" и "чужим" в языке и местном диалекте. "Свое" - это характерные черты языка в произношении, словаре, фразеологии, которые отличают речь жителей общины, села, деревни, группы деревень, района, имеющего как бы свою "норму", от тех черт произношения, лексики и фразеологии, которые не свойственны употреблению, принятому в данном месте, но представлены в смежных диалектах или других языках. "Чужое" подвергается осмеянию, является предметом пародии и служит средством узнавания "чужого", установления принадлежности человека к определенной языковой группе, в том случае, конечно, если эта группа известна, и в тех пределах, в каких она известна.

Внутри тех языковых черт, которые считаются "своими", дозволяется большая свобода в использовании форм языка и словотворчестве. Диалектологи отмечают, что бесписьменное общение предполагает вариантное произношение слов, создание окказиональных слов, звукоподражательных и звукосимволических кличек и названий.

Создание письма и письменности углубляет языковое мышление. Сопоставление звукового и графического материала речи позволяет осознать звук и букву как элементы выражения. Эти элементы рядополагаются и противополагаются элементам природы. Возникают буквенный символизм и буквенная символика.

Соответственно этому состав слов и высказваний понимается как состоящий из букв-звуков, композиция которых дает слово-высказывание. Так рождаются правила "народной этимологии". Эти правила имеют две стороны. Звуки и или графические элементы сочетаются по следующим правилам: 1) отдельный звук или графический элемент может изображать стихию - элемент мира - или указывать на нее; 2) сочетание звуков может изображать комплекс элементов, образующих вещь; 3) сочетание звуков (или отдельный звук), прежде изображавшее вещь или указывавшее на нее, теперь употребляется для называния новой вещи, сходной с прежней в некотором отношении; 4) два и более сочетания звуков, употребленные прямо или переносно, изображают вещь, устроенную сложно, или обозначают особое качество; 5) сочетания звуков употребляются и видоизменение для того, чтобы обозначить вещь, отличную от той, которую называет исходное сочетание звуков; 6) сочетание звуков, называющее вещь, может расширяться или сокращаться; путем сокращения сложное название превращается в простое имя. Эти и подобные правила дают первоначальное осознание устройства имен в языке. Сообразно с этим осознается структура слова и толкуется его история [8].

Так, данные показывают, что бесписьменный язык - диалект осознается как некоторая определенная совокупность фонетических, лексических и фразеологических черт, в которой можно видеть признаки системности. Однако эта общность языковых средств сознается скорее как совокупность прецедентов использования языка, чем как закономерно построенная система. Но поскольку творческие акты происходят в пределах "своего" языка, то это значит, что, по крайней мере, некоторые системные признаки этого языка все же используются. Имеют место факты владения системой, сложившейся как навыки и потому не осознаваемой.

С точки зрения ассоциативной обработки речи для выражения новых образов создаются определенные приемы: звукоподражание (кукушка) -, звуковая символизация (крик - кричать); сочетание представлений, данных частями слова (пароход); словообразование, когда формант выражает общее значение, а корень - специальное (основа - основной); переосмысление за счет контекста (охрана дома - охрана здоровья); видоизменение части звуков (лепет - лепетать и лопотать). Все эти действия со звуком ради создания новых образов разделяют слова на части, имеющие ассоциативное значение, на потенциальные "заготовки" новых слов и форм: морфемы и фонемы. Тем создается членораздельность языка [8].

А.А. Потебня показывает правила народного словотворчества на примерах из фольклора и детской речи [J3]. В этих правилах соединяются название, представление и разработка самого способа называния в мысли. Например, слово верста первоначально значило 'поворот', затем 'поворот плуга при пахоте', затем 'плужный гон', затем 'мера длины'. Одни и те же звуки используются для называния новых представлений и формируют новые образы. Ассоциации по сходству и смежности являются механизмом сообщения новых представлений известным уже звукам.

Детальной разработке подвергается и система речи. Значительная часть произведений фольклора касается проблемы построения высказываний. В частности, примерно треть пословиц и поговорок посвящена правилам использования языка: это общие правила этикета речи, правила подготовки и построения высказываний говорящим (включая и правила устной речи), правила оценки и критики высказываний слушателем, правила отношения слова и дела и правила оценки личности по слову и делу и т.п.

Это значит, что с точки зрения коммуникативной функции дописьменная культура языка ограничена по преимуществу речевыми навыками, в то время как детальному осознанию подвергаются экспрессивная и оценочная функции акта речи. Через эти функции осуществляется опосредованное влияние на коммуникативную функцию, которая, по сути дела, рассматривается как серия стандартизовавшихся общеупотребительных прецедентов актов речи. А это значит, что язык в коммуникативной функции предстает языковому мышлению коллектива как совокупность нерасчленяемых высказываний, где высказывание, предложение и слово рассматриваются на одном уровне как факты выражения (экспрессии) и восприятия (оценки). Это подтверждается и значениями слов язык, речь и слово в фольклорных текстах.

С созданием памятников письменности и литературы на канонических языках складываются особые типы языкового мышления, обусловленные местом человека по отношению к памятникам письменности.

В.В. Виноградов указывает, что по отношению к письменно-литературному языку устанавливаются три основных типа осознания языка. Исходный и основной Характерен для осознания литературного языка основной массой владеющих письменностью и литературно образованных людей. Это обобщенное осознание языка контролирует норму современного письменного языка. Оно похоже на обобщенное осознание диалектной речи в том, что отмечает явления, не свойственные норме в данный момент, отделяет норму от новаций в ней, от диалектов, просторечия и жаргонов, отмечает устарелые выражения и характеризует стилистические качества высказываний. Этому обобщающему осознанию языка противостоит осознание индивидуально-авторское. Для него характерен индивидуальный взгляд на язык. Индивидуально-авторское осознание языка состоит, в частности, в стремлении отойти от норм, построить "свой язык". Так возникает индивидуально-языковое сознание [7].

Индивидуально-языковое сознание наиболее отчетливо проявляется в языке художественной литературы. Каждый писатель вырабатывает свое отношение к языку и, как показал Виноградов, свой язык, объективированный в произведениях художественной литературы. В этом языке, помимо авторских неологизмов, могут широко использоваться жаргонизмы, диалектизмы, просторечные слова и выражения. Но все это существует и воспринимается на фоне общих норм литературного языка и благодаря этим нормам. Индивидуально-языковое осознание языка является основой новаций литературного языка и источником его стилей.

Помимо коллективно-языкового и индивидуально-языкового осознания литературного языка, существует еще третий тип осознания языка, третий тип языкового мышления. Это осознание языка специалистами, изучающими и преподающими язык. Филолог исследует язык путем разного рода сопоставлений языковых форм и значений, представленных в речевых произведениях. Эти сопоставления бывают разных родов: внутриязыковые (межсловные, между предложениями, между текстами и т.д.), межъязыковые (пословные, позвуковые, поморфемные и т.д.). Соответственно этим сопоставлениям возникает картина членения языка. Это членение языка дано в разных системных описаниях и представляется в суммарном виде в истории языкознания.

Научное осознание языка сильно отличается от фольклорного, народного осознания языка, с одной стороны, и от осознания литературного языка разными языковыми субъектами - с другой. Научное осознание языка позволяет сформировать учебные предметы, благодаря которым население обучается языкам - родному и иностранным. Так научное осознание языка, прежде всего литературного, разными частями и с разной степенью глубины проникает в языковое сознание коллективного и индивидуального языковых субъектов, делая их грамотными и литературно образованными.

Лингвистическое осознание языка формирует и проблематику исследования языкового мышления. В. Гумбольдт, построивший типологическую классификацию языков, показал различия строя языков мира. Эти различия Гумбольдт соединил с идеей различий в "духе народа". "Дух народа" является творцом языка. Идея "духа народа" есть, по сути, трактовка логоса как народного сознания, понимаемого идеалистически.

По Гумбольдту, "дух народа" творит язык. Это творчество понимается как одновременное выражение мысли в слове и языковое творчество. В идее творчества языка соединены, таким образом, два разнородных явления: выражение мысли в слове, с одной стороны, и языковое мышление, осознание языка как такового народом, говорящим и пишущим на этом языке, - с другой.

Соединение в языковом творчестве процесса выражения мысли в слове и процесса осознания языка надолго завладела умами лингвистов XIX в. Казалось заманчивым исследовать языковое творчество как единое явление и вывести из него сразу и процессы речи-мысли и процессы осознания языка, т.е. языковое мышление.

Однако тезис Гумбольдта о единстве языкового творчества никогда никем не был доказан. Он воспринимался как постулат, вопреки фактам работы любого лингвиста, которая заключается в описании языкового мышления и не связана с процессами выражения мысли в слове. Не был затронут вопрос о фактическом разделении труда как в актах речи-мысли, так и в актах языкового мышления, хотя оно было отмечено еще древними в теории именования.

Сыграла свою роль и неопределенность значения слова "язык": в быту - 'языковая деятельность', в лингвистике - 'система знаков', в логике - 'средство выражения форм мысли', в риторике - 'средство убеждения', в поэзии - 'эстетическое средство'. Обобщив с идеалистических позиций все основные значения слова "язык", Гумбольдт охарактеризовал разделение труда по созданию языка отвлеченными терминами языковых антиномий.

Согласно гипотезе Гумбольдта о единстве языкотворческого акта, языковое мышление могло быть представлено (и представлялось некоторыми учеными) как источник развития мышления вообще. Поскольку между разными народами существовало большое различие в уровнях культуры, появилась возможность объяснить низкий или высокий уровень культуры характером языкового мышления народа, "духом народа".

Каждому типу языка отвечал тип осознания его форм и соответственно тип языкового мышления. Согласно этому, языковое мышление должно было определять тип речевого поведения, поступков и культуры людей. Следовательно, мера культурной развитости народов зависит от языкового мышления и структуры языка.

Г. Штейнталь отрицал единство логики человека и говорил о том, что каждый язык обладает своей психологической конституцией, своей системой построения суждений. Отсюда формы мышления одного народа не похожи на формы мышления другого. Этот взгляд особенно четко выражен в так называемом неогумбольдтианстве и в теории лингвистической относительности. Иначе говоря, характер категорий склонения и спряжения или лексическое значение слов объясняют степенью культурного развития народа.

Это мнение фактически не считается с историей мировой культуры. Факты истории культуры таковы, что цивилизации возникали в разных частях света. Литература этих цивилизаций пользовалась языками разных типов и языковых семей. Так, шумерская и египетская цивилизации создали письменность и литературу на типологически различных языках. На типологически различных языках возникли греческая, латинская, индийская, китайская цивилизации. Культурная преемственность может распространяться на разные в типологическом отношении языки: таковы отношения древнееврейского и греческого языков, санскрита и кави, тамильского и тибетского языков, китайского, корейского и японского языков. Это значит, что языки разных типов в состоянии "вмещать" достижения цивилизаций, основы которых созданы на других языках. Наконец, народы, говорящие на разных по типу и происхождению языках, могут жить в одних районах и иметь примерно одинаковое культурное развитие; таково соседство языков в Дагестане, на Балканах и в иных местах, где благодаря известной общности культуры складывались языковые союзы. Эти основные факты истории культуры показывают, что тип языка не может объяснить степень культурной развитости народов.

Кроме того, гипотеза о влиянии языкового мышления на процессы речи-мысли рассматривается вне исследования категорий языкового мышления, так как эти категории выводятся из типологического сопоставления языков, а не из языкового мышления, категории которого зависят от культурно-исторических причин.

Вместе с тем сравнительно-историческое языкознание продемонстрировало и другой подход к исследованию языкового мышления. Создателем термина "языковое мышление" был ИА. Бодуэн де Куртенэ (1845 -1929). Он рассматривал языковое мышление не только как сознательное языковое мышление, но и как бессознательное автоматическое использование элементов языковой структуры.

Рассмотрев отношения между словами, морфемами и фонемами родственных языков, Бодуэн де Куртенэ отмечает, что стихийное изменение системы языка, открытое сравнительно-историческим методом, должно иметь свой коррелят в психике людей. Этот коррелят слагается на основе психических законов восприятия и представления звуков речи и морфем. Звуки речи воспринимаются слухом, производятся органами артикуляции. В каждом из этих процессов, помимо физиологии восприятия и мышечной деятельности, представлена и психическая сторона, основывающаяся на иннервации органов артикуляции и слуха и проведении нервных импульсов в отделы центральной нервной системы.

Так, различаются процессы аудиции (слушания) и артикуляции (произношения), нейропсихическая сторона которых была названа Бодуэном де Куртенэ акусма-ми и кинемами. Акусмы и кинемы возникают как вследствие особых представлений, складывающихся благодаря аудиции и артикуляции звуков, так и вследствие сопоставления образов аудиции и артикуляции друг с другом. Сопоставление этих разнородных по характеру нейропсихических образов и их взаимное членение происходит в центральной нервной системе. Процесс сопоставления и взаимного членения был назван церебрацией. В результате церебрации возникают трехсторонние психические единицы - фонемы - представления о звуках речи, или звукопредставления [5, 265-347].

Роль фонем в языковом мышлении состоит в том, что они различают и идентифицируют воспринимаемые звучания, настраивают артикуляционный аппарат на определенный тип артикуляции и создание членораздельных звуков, экономят усилия по восприятию и произнесению звуков и ограничивают число звуков необходимым и достаточным их количеством. Функционирование фонем не осознается, происходит автоматически, благодаря навыку, как следствие устоявшихся нервных связей. В результате этого в зависимости от разных произносительных условий в составе слов возможны незаметные для говорящих смещения артикуляций, приводящие к объединению, разъединению и замене фонем, известных из истории языка.

Другой единицей, также не входящей полностью в языковое сознание, но составляющей часть языкового мышления, является морфема. Под морфемой понимается одна или несколько соседствующих фонем, которые ведут себя как комплекс фонем. Морфемы - относительно устойчивые комплексы фонем, представляющие собой части слов. Каждая такая часть связана с определенной группой слов и указывает на их значение. Благодаря этому морфемы обладают своим значением, но только чисто ассоциативным. Морфемы не называют предметы, не выражают понятия, но вызывают ассоциации, когда достаточно однородный комплекс звуков ассоциативно связан с группой названий вещей и соответствующих этим названиям образов и понятий.

Благодаря морфемам появляется возможность объединить единицы речи-мысли - понятия, образы, суждения - со звуками языка. Комбинируя морфемы, можно построить слова и предложения, которые, будучи для слушающего новыми комплексами звуков, отнесены частями этих комплексов к известным словам и выражениям и тем самым понятны слушающим, хотя бы в пределах ассоциативного смысла. С этой точки зрения морфемы, с одной стороны, ведут себя как фонемы, т.е. помогают распознавать речь, правильно артикулировать, но, с другой стороны, позволяют и экономить усилия при назывании вещей и выражении понятий, делают понятной новую для говорящего и слушающего речь при ограниченном количестве единиц языка. Морфем значительно меньше, чем слов; объединяя морфемы в слова, удается свести приблизительное ассоциативное содержание к ясному предметному или понятийному содержанию.

Историческое изменение звуков, по мысли Бодуэна де Куртенэ, происходит в морфемах. За счет изменения звуков меняется состав морфем как комплексов фонем, в то же время за счет появления, изменения и забвения слов меняется ассоциативное значение морфем. Эти перемены не контролируются языковым сознанием и проявляются в речи автоматически.

Взгляды Бодуэна де Куртенэ на языковое мышление, по сути дела, воспроизводят схему античной этимологии: соотношение первичных имен - звуков и вторичных имен - уже этимологизированных ранее комплексов. Однако то, что в античной этимологии представлялось как факт языкового сознания, у Бодуэна де Куртенэ объяснено как психологический автоматизм языкового мышления. В отличие от античной этимологии все положения Бодуэна де Куртенэ выведены из сравнительно-исторических исследований языков и объясняют историческую изменчивость языка. Взгляды Бодуэна де Куртенэ до сих пор не получили полного подтверждения со стороны психологии и нейродинамики в связи со сложностью экспериментальной проверки.

Расширив понятие языкового мышления, отделив сферу неосознанного, автоматического от сферы языкового сознания, Бодуэн де Куртенэ фактически поставил вопрос об усовершенствовании языковой личности. Он не только определил сферу действия звукового языка на человека, указав на его нейродинамический и психологический субстрат, но и поставил на научную основу вопрос о развитии языковой личности.

Это развитие мыслилось Бодуэном де Куртенэ в трех планах. На первом плане стоит филогенетическое развитие автоматизма звукового языка человека. Бодуэн де Куртенэ провел первые наблюдения над развитием, нормой и патологией развития речевого автоматизма человека.

На втором плане находится проблема развития человека в связи с овладением им не только устной речью, но и письменной. Бодуэн де Куртенэ указывал, что развитие письменных навыков речи включает в языковую личность не только органы артикуляции и слуха, но и моторно-двигательные навыки письма и зрительные навыки чтения. Органы речи как бы объединяют все основные рецепторы (ухо и глаз) и все основные двигательные навыки. Тем самым грамотный человек по сравнению с неграмотным имеет более продвинутую языковую личность, существенно более сложное нейродинамическое развитие и психологические навыки.

На третьем плане находится доказательство психологических и нейродинамических механизмов языковой изменчивости. Показ этой изменчивости представляет собой доказательство тезиса о том, что языковое мышление производно от актов речи-мысли. Акты речи-мысли могут повлиять на языковое мышление, но не наоборот, так как изменчивость языка подстраивает языковое мышление под акты речи-мысли. Это опровергает положение Гумбольдта о фатальной предопределенности мысли формами языка.

Бодуэн де Куртенэ адресовал свое учение прежде всего школе. Свою теорию он считал учебным предметом, который через уяснение механизмов языкового мышления поможет учащимся осознать, "раскрыть" язык в самих себе, усвоить его формы не только автоматически, но и сознательно. Осознание автоматизма языкового мышления помогает более быстро и эффективно овладеть языком - родным или иностранным.

Для того, чтобы сопоставить языковое мышление с мышлением в языковой форме, надо суммировать черты языкового мышления:

1) языковое мышление распадается на языковое сознание и языковые навыки;

2) языковое сознание - знание языка - разделяет норму и отклонения от нормы, различает языковые стили;

3) языковое сознание разбирает историю слов и выражений, этимологизирует их;

4) языковое сознание, особенно на уровне литературного языка, неоднородно; оно выделяет три основных класса языковых субъектов: коллективно-нормативный, индивидуально-творческий и теоретико-филологический;

5) языковое сознание в своем развитии в конечном счете зависит от рече-мыслительных актов; рече-мыслительные акты развивают значения слов и форм, дают новые сочетания слов в высказываниях и тем помогают осознанию человеком своего языка;

6) соотношение языкового сознания и языковых навыков исторически подвижно: зависит от науки о языковом мышлении, раскрывающей механизмы языкового мышления, от школы, преподающей результаты науки, и от опытности человека в создании содержательных актов речи.

Связь мышления в языковой форме с языковым мышлением и индивидуальна и социальна. Индивидуальность связи зависит от того, насколько данный человек искусен в речи того или иного вида, сколько он знает языков, каких и в какой степени ими владеет, насколько осведомлен в науке о языке, какая степень осознанности речевых действий - своих и чужих - ему доступна. Социальность связи исторически изменчива. Она зависит от степени культурной развитости языка в целом, т.е. от того, сколько и каких речевых произведений на нем представлено, насколько специализирована речевая деятельность, т.е. сколько и каких речетворцев (устноговорящих, составляющих документы, поэтов, ученых-филологов) работает, используя даный язык, насколько развито обучение этому языку, т.е. как глубоко он изучается и насколько широко преподается.